Введение

I. Содержание и Организация материала

I.1. Структура тома

I.1.A. Предварительные замечания

Во Введении описываются как общие проблемы (структура корпуса, источники, историография), так и более частные, касающиеся географии, хронологии и исторического контекста, типологии (материал, функция, формулы) и мест хранения надписей. К соответствующему разделу с анализом формулы читатель будет отсылаться в тексте корпуса всякий раз, за исключением уникальных формул. Одновременно это Введение играет роль обзора основных аспектов, связанных с изучением византийских надписей Северного Причерноморья.

I.1.B. Корпус надписей

Сам корпус надписей построен по следующему принципу разделов (от крупных к меньшим): регион, место, характер документа, формула, имя.

I.1.B.a. Регион

Все памятники распределены последовательно по 6 регионам, представляющим собой географические и/или историко-культурные единства (названия их условны): (1) Устье Днестра, (2) Херсон и Гераклейский полуостров (от Черной речки до мыса Феолент), (3) Горный Крым (т.е. Юго-западный Крым за исключением Херсона в вышеописанных границах), (4) Южный берег Крыма, (5) Керчь, (6) Таманский полуостров и Кубань; отдельно приводятся памятники без точной локализации внутри Северного Причерноморья.

I.1.B.b. Место находки

Внутри таких регионов, как Устье Днестра, Горный Крым, Южный берег Крыма и Таманский полуостров, надписи распределены по современным названиям населенных пунктов (включая их ближайшую округу) в алфавитном порядке. Старые называния (это касается, прежде всего, деревень Горного Крыма) даются в скобках. Топонимия приведена, насколько это возможно, в согласие с современной ситуацией.

I.1.B.c. Характер документа

Внутри таких регионов, как Херсон и Керчь, а также внутри отдельных населенных пунктов в составе остальных регионов надписи приводятся согласно их типу (функции) в следующем порядке: строительные, посвятительные, демонстративные, апотропеические, инвокативные, подписи к изображениям, надгробные, граффити, надписи с литургическими формулами и надписи неясной функции (включая фрагменты).

I.1.B.d. Формула

При обилии надписей одной категории (это касается, прежде всего, памятников Херсона и надгробий Керчи) они распределяются согласно их формулам, а не по хронологии, так как последняя во многих случаях довольно относительна.

I.1.B.e. Имя

Наконец, внутри категории надписи распределяются по именам упомянутых в них людей в порядке греческого алфавита (в случае нескольких имен — по первому имени). Редкие надписи одного типа, с общей формулой и с одинаковым именем располагаются друг за другом в порядке их публикации или расположения в пределах комплекса. Однако строительные надписи даются в хронологическом порядке, причем вначале – официальные и затем – частные, а надписи одного типа без имен – в произвольном.

I.1.C. Указатели и конкорданции

К корпусу прилагаются следующие указатели: всех греческих слов, текстовых фрагментов, личных имен, идентифицированных лиц, правителей Рима, Византии и Боспорского царства, божественных, религиозных и мифических личностей и персонажей, географических названий, а также мест находки. Кроме того приводятся указатели чисел, символов, названий месяцев. Затем следуют конкорданции номеров корпуса, а также список литературы и список сокращений.

Личные имена даются в византийском фонетическом облике, согласно традициям русской науки: т.е. бета передается как в, эта, ипсилон и дифтонги эпсилон-йота, омикрон-йота — как и, тета — как ф. Может быть также два варианта передачи одного имени, в зависимости от узуса: например, император Юлиан, но св. Иулиан.

Названия средневековых городов дают согласно традиции соответствующего времени: например, Херсон, а не Херсонес. В случае наличия нескольких византийских названий выбирается одно, наиболее древнее или этимологически верное (например, Таматарха, а не Матраха), либо несколько, в зависимости от времени составления надписи (например, Пантикапей для IV–V вв. и Воспор для VI–XV вв.).

I.2. Критерии отбора надписей

I.2.A. Материал и характер памятников

В корпус включены все лапидарные надписи, т.е. надписи на отдельных камнях и скальных поверхностях (в том числе подписи к изображениям и граффити). Из надписей на фресках не включаются подписи к изображениям. Исключаются также надписи на instrumenta, т.е. портативных предметах: иконках, сосудах, оружии, орудиях труда, гирях и т.п., равно как и монограммы.

I.2.B. Место находки

Географически корпус охватывает весь северный берег Черного моря от устья Днестра до восточного края Таманского полуострова (см. I.1.B.a), включая всю территорию Крыма. Отдельно приводятся эпиграфические памятники византийского времени, точное происхождение которых неизвестно, но которые относятся к Северному Причерноморью; если возможно точнее определить регион находки надписи без точного происхождения, то она помещается в конец соответствующего раздела.

I.2.C. Хронологические рамки

В корпус включены все греческие надписи c V в. по 1475 г. Кроме того, из IV столетия включаются эпиграфические памятники с христианской символикой (крест, христограмма) или с христианским содержанием. Хронологический рубеж 1475 г. определен концом княжества Феодоро — последнего грекоязычного государства в Северном Причерноморья и падением генуэзского Судака, где до этого также существовала греческая эпиграфика. В корпус также включены надписи без точной датировки, которые могут относиться как к поздне-, так и к поствизантийскому времени.

I.2.D. Источники

Сведения о приведенных в корпусе надписях происходят из нескольких источников. Прежде всего, это сохранившиеся эпиграфические памятники, хранящиеся преимущественно в музеях тех регионов, где они были найдены: Крыма (КРКМ, Алуштинский филиал КРКМ, БМЗ, НЗХТ, ЯОИЛМ, ФКМ, КМЗ) и Таманского полуострова (Темрюкский историко-краеведческий музей), а также в других музеях России (ГИМ, ГМИИ, ГЭ, МИР), Украины (ОАМ, ХОКМ) и Франции (Лувр, Париж) или находящиеся in situ. Практически все надписи, для которых известно место хранения, были изучены нами de visu. Утраченные надписи приводятся по публикациям или изображениям (в публикациях и архивным).

II. История изучения и собирания

Данная тема должна стать предметом отдельной (а то и не одной) работы, требующей (особенно в случае с собраниями) обращения не только к литературе, но и к архивам. Поэтому здесь мы даем лишь краткий обзор ситуации, чтобы облегчить читателю, обращающемуся к той или иной надписи, понимание того, как эти памятники коллекционировались, издавались и исследовались (ссылки на конкретные работы см. по именам в списке литературы).

II.1. Конец XVIII – 1-ая половина XIX в. – эпоха путешественников и антикваров

Первыми, кто обратил внимание на византийские надписи Северного Причерноморья, были ученые путешественники рубежа XVIII и XIX столетий : в 1793–1794 и в 1807–1826 гг. — Ф. К. Маршал фон Биберштейн (V 219 и V 340), в 1798 — П. С. Паллас (V 6 и V 13), в 1799 и 1803 — П. И. Сумароков (V 180, V 315, V 316, V 330) и в 1803 — Н. А. Львов (V 330) . Одновременно к ним обратились кабинетные ученые антикварного направления, в том числе Д. Л. Одерико в 1792 г. (V 158) и Л. Ваксель в 1803 (V 149, V 315). Первое направление продолжают в 1830 – 1840-ых гг. П. Кеппен (V 200), Ф. Дюбуа де Монперё (V 208, V 235), Н. Н. Мурзакевич (V 1 , V 2, V 316, V 321, V 335, V 315) и архиеп. Гавриил (№ V 316). В начале XIX в. появился и первый камень преткновения — V 6, о котором писали П. С. Паллас, Л. Ваксель, Э.-Д. Кларк, Д. Рауль-Рошетт, Э. М. Кузинери, Г. Л. Ф. Тафель и др. Итогом данного периода можно считать первое систематическое издание византийских надписей Северного Причерноморья — CIG, IV 1856–1859 гг. (V 6, V 13, V 149, V 180, V 313, V 335, V 158, V 315). Одновременно начинается и собирание отдельных памятников: V 180 оказывается в крымском имении Бороздиных Саблы.

Общая характеристика этого периода следующая: несистематичность и зачастую непрофессиональность исследований, отсутствие раскопок и случайность публикаций.

II.2. 1850 – 1870-ые годы — первые раскопки и музеи

Начиная с середины столетия, начинает расти интерес к собиранию надписей: в 1848–1849 гг. в музей ООИД, вероятно, поступает V 3 из Аккермана, в начале 1850-х в Эрмитаж — V 330 из Тамани, тогда же в коллекцию Робера и затем в Лувр — V 57 из Херсона. Еще больший размах открытие и коллекционирование приобретает с началом раскопок: на Тамани в 1853 году — К. Р. Бегичева (V 325) и в Херсоне в том же году — А. С. Уварова (V 20, V 50), в 1861 — при строительстве собора (V 68), в 1877–1878 — по инициативе ООИД (V 21, V 22, V 89), в 1878 — ООИД в Керчи (V 268) и Д. М. Струкова в 1871 в Ай-Василе (V 232) и Партените (V 241, V 242, V 244). В результате складываются такие важные собрания, как музей ООИД (ныне ОАМ), Херсонесский склад древностей (ныне НЗХТ) и Музей Мелек-Чесменского кургана (ныне в составе КМЗ). Продолжается и традиция находок во время научных путешествий: в 1866 году — Ф. А. Струве в Шабо (V 4) и в 1870-ых Д. М. Струкова в Инкермане (V 151, V 159, V 152, V 154, V 156) и Судаке (№ V 247) — находки Струкова остались неопубликованными.

Тенденция периода — бóльшая систематизация поиска, собирания и издания надписей при отсутствии тщательного их изучения.

II.3. Конец XIX – начало XX в. — эпоха систематического поиска и издания

Этот период можно по праву назвать временем наибольшего расцвета в изучении византийской эпиграфики Северного Причерноморье. Связан он с двумя обстоятельствами. Во-первых, это систематические раскопки К. К. Косцюшко-Валюжинича, а затем Р. Х. Лёпера в Херсоне, обследования А. Л. Бертье-Делагарда и М. И. Скубетова в Горном Крыму, а также деятельность К. Е. Думберга, В. В. Шкорпила и Ю. Ю. Марти, направленная на сбор многочисленных ранневизантийских надгробий, которые были найдены в Керчи на рубеже веков. В результате этого было открыто большинство византийских надписей Северного Причерноморья. Формируются также частные коллекции, например, Бурачкова и Люценко, вошедшие позднее в собрание ГИМ. Во-вторых, начиная с 1882 г. все новонайденные памятники начинает регулярно обозревать В. В. Латышев, которого по справедливости следовало бы назвать отцом северопричерноморской эпиграфики. За первыми публикациями в "Материалах по археологии России" (за 1892–1899 гг.) последовал единственный свод византийских и поствизантийских греческих надписей региона (1896 г.) — "Сборник греческих надписей христианских времен из Южной России", включающий в себя около 120 лапидарных памятников. Он состоял из трех частей: надписей, опубликованных предшественниками Латышева, его собственных публикаций 1882–1895 гг. и, наконец, дополнений, сделанных в ходе работы над Сборником. Впрочем, сам Латышев был недоволен этим изданием, сделанным в спешке к юбилею ИРАО, и неоднократно поправлял его чтения, в том числе и в полемике со своими критиками, прежде всего, Ю. А. Кулаковским и Г. Милле. В дальнейшем Латышев публиковал новонайденные надписи в "Известиях ИАК", а также в "Записках ООИД" и "Известиях ТУАК", вплоть до 1918 г. Кроме него, изданием эпиграфических памятников в это время занимались также В. Юргевич, В. Ф. Миллер (V 234), а также вышеупомянутые Лёпер, Шкорпил, Марти и Кулаковский, однако с меньшим успехом. Существенными недостатками эпохи следует считать слабый учет археологического контекста при публикациях и малое сравнение с надписями из других частей византийского мира, а также бесследное исчезновение многих памятников после публикации или копирования.

II.4. Советский период — эпоха несистематического исследования

В силу известных обстоятельств занятия христианской тематикой не особенно поощрялось в советское время, и поэтому неудивительно, что изучение византийских надписей Северного Причерноморья свелось в данный период практически лишь к изданию новонайденных памятников, да и то далеко не всех. До Великой отечественной войны к византийским надписям Северного Причерноморья обращались только Н. В. Малицкий (V 175, V 176, V 177, V 180) и (да и то вынужденно) М.А. Шангин (V 108, V 42), допустившие при этом ряд существенных ошибок (см. комм.).

После войны появляются отдельные публикации Н. П. Розановой (V 334), М. А. Тихановой (V 183; к V 331 она обращалась еще в 1926 г.), грешащие теми же недостатками, а также В. Д. Блаватского (V 275). Систематически к византийским надписям обращаются лишь Е. Ч. Скржинская и Э. И. Соломоник, опять же, со множеством недочетов (см. комм.). Также выборку ранневизантийских надписей Боспора (неясно, по какому принципу составленную) можно найти в КБН, а многочисленные упоминания херсонских — у А. Л. Якобсона. Из зарубежных авторов к византийским надписям Северного Причерноморья обращался разве что происходивший из России Б. Надель (V 265, V 330).

Несколько лучше дело обстояло с музеями. Многие находки оседают в местных музеях (Ялта, Алушта, Темрюк, станица Троицкая); возникает важнейший Музей пещерных городов (ныне БМЗ). Две надписи были переданы из Херсона в МИР. С другой стороны, несколько херсонских и бахчисарайских надписей пропало во время войны, как и бóльшая часть симферопольского собрания, происходящая из музея ТУАК.

II.5. 1980 — 2000-ые годы — возвращение интереса

С середины 1980-х гг. интерес к византийским надписям усиливается. Удивительно, но после столь несистематичного подхода советской эпохи исследователи пытаются решить проблему сразу при помощи корпусов. В 1987 году В. П. Яйленко анонсирует (так и не реализованный до сих пор) проект корпуса византийских надписей СССР и, в качестве почина, публикует четыре новых памятника из Северного Причерноморья (V 52, V 183, V 338, V 312), впрочем, не избежав при этом ошибок. "Корпус христианских надписей Боспора" трудно даже назвать таковым: в лучшем случае, это инвентарь: огромное количество ошибок в греческом, сведения о надписях самые скудные, все переиздания некритические. Но появляются, как и прежде, и отдельные публикации надписей, а также новые попытки прочтений. С интересной (хоть и небесспорной) обобщающей работой о боспорских надписях конца V в. выступает Ю. Г. Виноградов.

Из зарубежных коллег к V 329 обращается Д. Фейссель, к V 5, V 226 — К. Цукерман; А. Бжустковска (с большими недочетами, см. комм.) публикует V 91. Следует отметить также публикацию инвентарей лапидарных фондов БМЗ и ГИМ; появляется альбом иллюстраций к КБН.

III. География и хронология

Нам кажется целесообразным рассматривать вместе вопросы географического и хронологического распределения надписей внутри регионов, а также их исторический контекст. О разделении на регионы см. выше, I.1.B.a. По времени же, в согласии с историей Византийской империи и ее хронологией, надписи Северного Причерноморья можно так же разделить на три основных периода (о временных границах корпуса см. выше, I.2.C): ранневизантийский (IV–VII вв.), средневизантийский (VIII–XII вв.) и поздневизантийский (XIII–XV вв.). Собственно раннехристианские (до IV в.) надписи в Северном Причерноморье отсутствуют.

Устье Днестра

Поскольку из данного региона происходят лишь три византийские надписи, то об их географии можно сказать только, что две из них относятся к строительной деятельности молдавских господарей сер. XV в. в Белгороде-Днестровском (V 1 и V 2). Происхождение и характер надписи V 4 довольно загадочны (см. комм.).

Херсон

Хронология

Наиболее широко, как тематически, так и количественно в Херсоне представлена ранневизантийская эпиграфика. Из ее особенностей следует отметить следующие: все надписи о постройке укреплений поставлены от лица центральной константинопольской власти и ее представителей (см. ниже, IV.3.a), в то время как в посвятительных надписях базилик она не упоминается (за исключением, возможно, V 28), а инициаторами выступают богатые граждане Херсона. Это вполне отражает историческую ситуацию, при которой о военной безопасности города должна была заботиться империя, в то время как он сам был достаточно богат для обширного церковного строительства. С другой стороны, мы еще встречаем проявления полисного самосознания в V в. (V 6, 478–488 гг.: надпись поставлена от лица города и датирована по старой херсонесской эре) и даже, возможно, в конце VI – VII столетии (V 24, может быть датирован по локальной эре).

В средневизантийский период надписи о местной строительной инициативе исчезают, уступая место в храмах преимущественно инвокативным, хотя демонстративные и надгробные надписи представлены в две эти эпохи равномерно. К «темным векам» (2 пол. VII – нач. IX) может быть отнесен V 16 с негреческими именами и уникальной формулой. Организация фемы (ок. 840 г.) означала политическую стабилизацию, увеличившую число эпиграфических памятников, однако не породившую новых строительных надписей. Строительство укреплений остается по-прежнему прерогативой империи и фемных властей, см. V 11 (1059 г.).

Наконец, для поздневизантийского времени известны в основном лишь строительные надписи: одна местная (?), с мыса Феолент (V 107), и две феодоритские (V 13 и V 14), а также одно посвящение с Гераклейского полуострова (V 108).

Византийские надписи, найденные в Херсоне делятся на три довольно четко очерченные группы: строительные — из городских стен и башен, надгробные — из некрополей к востоку от города и остальные (инвокативные, апотропеические и др.) — с территории самого города и из пригородных храмов. Достаточно много надписей найдено на территории городища вне привязки к конкретному объекту, а V 108 (XIV в.) — на поселении в балке Бермана на Гераклейском полуострове.

Укрепления

К ранневизантийскому времени относятся надписи V 5 с южного участка стены, пом. 25 и 26 (о строительстве стены, 392–393 гг.), V 6 с башни № 17 (о возобновлении стен, 487–488 гг.), V 7 с южного участка стены, куртин 17–18, внутренняя сторона (о строительстве, 565–574 гг.), V 10 рядом с эллинистическими воротами (V–VI вв.). Неизвестного происхождения V 8 (о возобновлении, IV–VII вв.).

От средневизантийской эпохи известны V 11 со стены перед башней XXI, наружная сторона (строительство и возобновление ворот, 1059 г.) и V 12 со стены близ башни XVII (возобновление, XI в.), от поздневизантийского — V 13 (2–3 четв. XV в.) и V 14 с южного участка стены, пом. 25 и 26 (обновление крепости и стен (?), 1432–1441 гг.). Две последние надписи ставят вопрос о феодоритском присутствии в Херсоне и строительстве в нем укреплений.

VIII – 1-й третью IX в. датируется надпись V 15 неизвестного происхождения о каком-то строительстве, поставленная от лица «херсаков», т.е. жителей Херсона.

Храмы

Главным источником надписей не-погребального характера являются храмы: прежде всего, базилики и мартирии, а также (прежде всего, для средневизантийского времени) квартальные зальные церкви. В большинстве случаев эти надписи связаны с тем храмом, где были найдены. Это, прежде всего, ранневизантийские строительные и посвятительные надписи базилик: V 9, V 94 из храма № 15, V 19, V 28, V 29 (?) из храма № 20; V 23, V 30 из храма № 23, V 21, V 22 из храма № 36, V 44 из храма № 28 (?). Из мартириев (в том числе и загородных) происходят: V 104 из храма № 19 и V 24, V 31 из Загородного крестообразного храма. Из «храма с аркосолиями» происходит V 27, из храма № 17 — V 23. V 18, V 25, V 32, V 49 — неизвестного происхождения.

К средневизантийскому времени относятся инвокативные надписи V 47 из храма № 13 (храмик В), V 48 из загородного крестообразного храма (?), V 50 из храма № 23, а также литургические формулы: V 97 из храма № 19 и граффити: V 89 из храма № 36. Строительство храмов также упомянуто в V 16 и V 17 (оба из IX квартала, но не in situ). В эту же эпоху при храмах появляются и погребения: V 66 из «храма в храме» на Девичьей горе, V 68 из храма № 26 (?), V 70 из храма Е в квартале I (?). Единственное исключение ранневизантийского периода — V 72 из храма № 19. К поздневизантийскому времени относится V 107 из «часовни 1896 г.» на мысе Феолент.

Некрополи
Некрополь у Карантинной бухты

Некрополем у Карантинной бухты традиционно называется кладбище, протянувшееся от цитадели Херсона вдоль берега Карантинной бухты. В него входит и т.н. монастырский скотный двор (раскопки 1905 и 1908 гг.). Здесь найдены следующие ранневизантийские надгробия (для более поздних указывается дата): в 1896 — V 76 (склеп № 785), V 56 (склеп № 784, засыпь; рельеф, IV–V вв. — случайно попал сюда в виде мусора с восточной части городища), в 1905 — V 63 (склеп № 1951), V 45 (склеп № 1662; прошение, IX–X вв. — случайно попало из соседней цитадели), в 1907 — № V 62 (склеп № 2281), V 71 (склеп № 2383), V 78 (склеп № 2367), V 87 (насыпь; Х–XI вв.), в 1909: V 71 (верхние слои). Здесь палеографически можно сблизить V 61 и V 63, V 62 и V 78. Можно также предположить, что отсюда происходит V 60.

Некрополь у Загородного крестообразного храма

Данное кладбище соседствует с севера с некрополем у Карантинной бухты. Его центр — весьма почитаемый в древности Загородный крестообразный храм. На данном некрополе найдены: в 1902 году — V 85 (склеп № 1431, граффити на стене), в 1906 — V 77 (насыпь), V 69 (склеп № 2031; X–XII вв. — вероятно, вторичное захоронение), V 48 (склеп 2031, в засыпи; прошение 1202–1203 гг., случайно (?) попало из соседнего Загородного крестообразного храма), в 1996 — V 79 (случайная находка около храма), in 2002 — V 78 (склеп «2002 г.», дипинто на стене), in 2006 — V 82 (склеп 1/2006, граффити на стене).

Итак, почти все локализованные (11 или 12 из всего 19) ранневизантийские надгробия в Херсоне происходят с двух соседних некрополей: у Карантинной бухты (6 или 7) и у Загородного крестообразного храма (5), причем для последнего характерны надписи на стенах склепов (3). Изолированно стоят V 61 из Западного некрополя (?) и V 72, найденный в храме № 19: впрочем, оно отличается от всей херсонской традиции и по своему облику — можно предположить, что оно стояло над гробницей приезжего чиновника.

1 куртина, ров

Отсюда происходит только одна надпись — V 52 (V–VI вв.). Она закрывала вход склеп № 4.

Горный Крым

Хронология

В Горном Крыму памятники ранневизантийского времени представлены слабо: это V 159 из Инкермана (явно связан с Херсоном), V 171 с Мангупа (вероятно, надпись о строительстве стены) и V 227 неизвестного происхождения (посвящение, видимо, из базилики). Два последних явно не местного происхождения: поставлены от имени императора и жены комита. Такая картина вполне соответствует исторической ситуации: с одной стороны, византийское проникновение в Горный Крым в данную эпоху было не слишком активным, а, с другой, что важнее, невысокой была эллинизация местного населения — хорошим примером этого является грот Восточный в обрыве Баклы, где рядом с сотнями петроглифов, причем христианских и изображающих в основном крест, нет ничего, в чем можно было с уверенностью опознать греческую надпись.

К темным векам (VII – нач. IX вв.) могут быть отнесены лишь V 115 и V 119 с Баклы и V 226 неизвестного происхождения (с Мангупа ?). Они превосходно характеризуют эпоху проникновения хазар в Крым: V 226 сообщает о строительстве храма при хагане и тудуне; V 115 совмещает греческое имя (видимо, знатного) погребенного с негреческим именем его жены; V 119 содержит лишь обрывки негреческих слов.

В середине IX – Х вв., в связи с основанием фемы Херсона и стабилизацией политической ситуации, число надписей возрастает: это, прежде всего, эпиграфические памятники Баклы (V 111, V 113, V 120 и, возможно, V 121) и Мангупа (V 172, V 181, V 183, V 184, V 194 и, вероятно, V 195), а также V 122 из Басмана (связан с Херсоном). Наиболее важным здесь является V 172 (994–995 гг.), сообщающий о византийском фемном строительстве на Мангупе, причем о его масштабе говорит тот факт, что построена была, вероятно, одна из самых удаленных линий обороны.

К XI–XII вв., самой темной эпохе в истории Горного Крыма, относятся V 134 из Глубокого Яра (1034 г.) и V 174 с Мангупа (1178 г.). Существование двух этих незащищенных комплексов позволяет говорить об определенной политической стабильности.

Но подавляющее большинство горнокрымских надписей относятся к поздневизантийскому времени. Именно сюда (равно как и на Южный и Юго-восточный берег Крыма) после 1204 г. и угасания Херсона перемещается центр греческой культуры полуострова. Эта нестабильная эпоха характеризуется недолговечностью ярко выраженных локальных эпиграфических традиций.

XIII в. отмечен строительством монастырей и храмов в Инкермане (V 149; 1272–1273 гг.), на Мангупе (V 174, V 196; 1220–1225 гг.) и Эски-Кермене (V 219).

Политическая нестабильность конца XIII — начал XIV веков нашла свое отражение и в эпиграфике XIV столетия: это V 175, V 176 и V 177 с Мангупа, сообщающие о нападениях врагов, постоянном возобновлении города и его стен. С конца XIII в. складывается и эпиграфическая традиция сел Горного Крыма (см. ниже): Голубинки, Кудрино, Горянки и Высокого.

Наконец, XV в. ознаменован расцветом новой феодоритской эпиграфики, заимствовавшей многие приемы из палеологовских надписей: вязь, рельефный шрифт, богатое декоративное обрамление, однако затрагивает она лишь основные центры: Мангуп (V 178, V 179, V 189 и V 180 (?)), а также приморские Херсон (V 13 и V 14), Инкерман (V 148), Партенит (V 241) и Лучистое (V 238). Но наряду с ними существует и большое число достаточно просто оформленных памятников. В селах же надписи численно идут на убыль и сохраняются лишь в Высоком (бывш. Ашагы- и Юхары-Керменчик) и Горянке (бывш. Лаки).

По своему происхождению надписи Горного Крыма могут быть подразделены, прежде всего, по типу поселения: из долинных сел и из «пещерных городов».

Села

К первым (включая примыкающие к ним кладбища с маленькими храмами) относятся в Качинской долине – V 167, V 168, V 169 из Кудрино (бывш. Шуры или Шурю), в примыкающей к ней боковой долине – V 140, V 141, V 142, V 143, V 144, V 145, V 147 из Горянки и V 123, V 125, V 126, V 127, V 128, V 129, V 130, V 131, V 132, V 133 из Высокого, а также в Бельбекской долине – V 135, V 136, V 137, V 138, V 139 из Голубинки (бывш. Фот-Сала). Вне этих долин известны надписи из соседней с Качинской долины Марьям-Дере (бывш. Мариамполь; V 197, V 198), из села Красный Мак (бывш. Биюк-Каралез, возможно, происходит с Эски-Кермена; V 123) и из урочища Ай-Димитрий (ближайший современный населенный пункт — с. Поляна (V 110)).

Определенные локальные традиции мы можем хорошо проследить здесь на примере надписей из Высокого. Две надписи (V 127, V 128) происходят с одного кладбища, датируются тем же временем (1347–1348 гг.) и содержат одно и то же редкое имя Каланица; вероятно, отсюда происходит и V 133 того же 1347 г. Другие две его надписи (V 125, V 130) характеризуются уникальной датировочной формулой ἐπὶ ἔτους и близостью по времени (1361–1362 гг.). При этом, наряду с принадлежащим этой группе V 125, в том же храме свв. Космы и Дамиана есть надпись другого типа (V 129), по формуле и по времени (1382–1383 гг.) стоящая ближе к V 131 с кладбища при этом храме, но не родственная ей палеографически; с другой стороны, по типу изображения и шрифту к V 129 примыкает V 132 тех же 1381–1382 гг., а также возможно происходящий из Керменчика V 124 1387 г. Вышеупомянутая формула ἐπὶ ἔτους повторяется в V 123 1440 г. Изолированно стоит значительно более поздняя (1448 г.) надпись V 126 из храма свв. Сорока мучеников. Таким образом, мы видим в разных погребальных комплексах Высокого работу нескольких резчиков, принадлежащих разным поколениям: 1347–1348, 1361–1362, 1381–1382 (2 мастера), 1400 и 1448 гг.

Схожая ситуация сложилась и в Горянке. Здесь известны два кладбища: у храма св. Троицы и в лесу. На каждом есть надписи двух периодов: 1301–1310 C.E. (V 141, V 142) и 1362–1364 (V 143, V 144), а на первом и 1421 г. (V 140) — к ней примыкает и V 135 1413 г. Надписи второго периода отличает введение обстоятельств жизни и смерти покойных. Все ранние надписи Горянки датированы по дню месяца и году; для надписей с первого кладбища (V 142, V 143) характерна такая редкая черта, как дополнительная датировка по индикту.

Напротив, все эпитафии из Кильсе-Баира близ Голубинки (кроме фрагментированной V 139) более-менее одинаковы: надпись помещается в нишке, отсутствует датировка по месяцу.

Как мы видим, подавляющее большинство «сельских» надписей сконцентрировано в соседних долинах: Качинской, Лакинской и Марьям-Дере. Все они надгробные, с формулой Ἐκοιμήθη, за единственным исключением — граффито V 147 на стене Лакинской церкви, которое также может быть краткой эпитафией.

«Пещерные города»

Условное название «пещерные города» не должно вводить в заблуждение: часть надписей отсюда, действительно, вырезана на стенах пещер, но часть является лапидарными, а часть — надписями на фресках. «Пещерные города» могут быть подразделены на три группы: городские и квази-городские центры, крепости и пещерные монастыри и храмы. Первые представлены V 111, V 112, V 113, V 114, V 115, V 116, V 117, V 118, V 119, V 120, V 121 с Баклы, V 160, V 161, V 162, V 163, V 164, V 165 с Качи-Кальона и с соседних плато Фыцка и Таш-Аира, V 171, V 172, V 173, V 174, V 175, V 176, V 177, V 178, V 179, V 181, V 183, V 184, V 185, V 187, V 188, V 189, V 190, V 191, V 193, V 194, V 195, V 196 с Мангупа и его подножья, V 203, V 204, V 205, V 206, V 207, V 208 с Тепе-Кермена, V 217 с Чуфут-Кале (всего два неясных граффити связаны, видимо, с преобладанием негреческого населения в городе) и V 219, V 220, V 221, V 222, V 224, V 225 с Эски-Кермена. Ко вторым относятся V 199 из крепости Сандык-Кая и V 200, V 201, V 202 из Сюреньской крепости. Наконец, монастыри и храмы дают V 122 из Басманских пещер, V 134 из Глубокого Яра, V 170 — из Данильча-Кобы, V 209, V 210, V 211, V 212 из храма «Донаторов» в Черкес-Кермене, V 213, V 214, V 215 из Чильтер-Мармары и V 218 с Шулдана. Особняком стоит Инкерман (V 149, V 150, V 151, V 152, V 153, V 159, V 154, V 155, V 156, V 157): большая часть памятников здесь происходит из Георгиевского (ныне Свято-Климентовского) монастыря и различных храмов, но V 155 — из крепости Каламита, V 156 — из поселения на Загайтанской скале, а V 153 — из могильника на Сахарной Головке. Где найден ряд горнокрымских надписей (V 124, V 146, V 180, V 226, V 227, V 229) неизвестно.

Надписи «пещерных городов» и крепостей расположены в основном, как и сами «пещерные города», на границе между равнинной и горной частью Юго-Западного Крыма, проходящей по линии: Инкерман — Сюреньская крепость — Мангуп — Шулдан — Чильтер-Мармара — Эски-Кермен/Черкес-Кермен — Качи-Кальон/Тепе-Кермен — Чуфут-Кале — Глубокий Яр — Бакла. Здесь надгробия присутствуют, но не преобладают: много надписей строительных, инвокативных и демонстративных. В глубине Горного Крыма найдены одиночные надписи: в расположенных внутри пещер храмах в Басмане и в Данильча-Кобе, а также в расположенных неподалеку от последнего маленьких храмах в урочище Ай-Димитрий и крепости Сандык-Кая.

Южный и Юго-восточный берег Крыма

Хронология

Данный регион (как и Устье Днестра) отличается полным отсутствием ранневизантийских надписей, хотя в Алуште и Гурзуфе находились ранневизантийские укрепления.

Средневизантийский период представлен V 243 из Партенита (906 г.) и V 240 из соседнего Панаира, V 250, V 253 и V 254, V 258 из Судака, а также изолированной V 237 из Ливадии. Такое распределение соответствует двум византийским центрам региона в данную эпоху: политическому — в Судаке (ср. V 11) и монастырскому (с возможной епископской резиденцией) — в Партените.

Расцвет эпиграфики в регионе начинается с XIII–XIV вв. В западной его части встречаются феодоритские памятники XV в.: V 238 из Лучистого, V 239 из Массандры и V 241 из Партенита, а Судак оказывается под генуэзским влиянием, вплоть до появления датировок по эре от Рождества Христова (V 258). Впрочем, и здесь присутствуют фресковые надписи вязью, родственные феодоритским (V 245, V 246). Большинство же надписей Фороса, Ливадии, Ай-Василя, Ялты, Партенита, Алушты и Феодосии не демонстрирует принадлежности к какой-либо ярко выраженной традиции, разве что V 234 из Алушты (XIV в.) несколько похож на V 318 из Керчи.

Географически данный регион представляет собой узкую линию берега, простирающуюся от Ласпи на западе до Феодосии на востоке: здесь расположены те города и монастыри, где найдены надписи. Однако несколько памятников найдены на окаймляющих его с севера горах: V 251, V 256, V 262 и V 263. В силу своей структуры регион не представляет собой какого-либо единства, но, напротив, распадается на несколько изолированных центров.

Партенит

Ранее всего складываются эпиграфические традиции Партенита и Судака. В первом она явно связана с монастырем свв. Апостолов, основанным в конце VIII в. свт. Иоанном Готским и получившего к XV в., после некоторого упадка, имя свв. Петра и Павла. Этой картине соответствует и распределение надписей: V 243 (906 г.) и V 241, V 242, V 244 (XV в.). В соседнем монастыре на Панаире найдена V 240 (Х в.).

Судак

Византийская эпиграфика в Судаке представлена памятниками как средне- (V 249, V 250, V 253 и V 254), так и особенно поздневизантийского периода. В последний она испытала некоторое генуэзское влияние (ср. V 258, V 252). Надписи разных жанров единственно здесь представлены достаточно равномерно. К округе Судака может быть отнесена и V 262 из Кордон-Обы близ Щебетовки.

Ласпи и Форос

Надписи этих центров настолько разобщены, что невозможно говорить ни о какой традиции.

Район Ялты

Данный район представлен одиночными и мало похожими друг на друга надписями из различных мест: Симеиза (X–XII вв.), хребта Иограф, Ай-Василя и Верхней Массандры (из двух последних — поздневизантийские).

Лучистое

V 238 отсюда полностью относится к феодоритской эпиграфике XV в. (см. выше).

Алушта

Обе надписи из этого города относятся к XIV — нач. XV вв. и немного друг на друга похожи по палеографии, однако делать выводы о существовании местной эпиграфической традиции несколько преждевременно.

Феодосия

Удивительно, но этот крупный в XIV–XV вв. (после упадка в ранне- и средневизантийское время) центр подарил нам лишь одну греческую надпись — надгробие 1378 г. с негреческими именами (V 260). Вопреки распространенной точке зрения, отсюда не происходит V 315 (819 г., см. комм.).

Керчь

Хронология

Почти все византийские надписи Керчи (античного Пантикапея, византийского Воспора) относятся к IV–VI вв. и являются надгробиями. Датировка ранневизантийских надгробий — вопрос весьма сложный и совершенно неисследованный. Датированы лишь три из них: V 295 (437 г.), V 305 (491–492 гг.), V 304 (497–498 гг.); V 306 относится к кон. V в. Отметим, что все датированные надгробия принадлежат времени Боспорского царства.

Также могут быть выделены две группы связанных между собой надгробий с Глинища: V 267, V 280, V 281 и V 270, V 278, V 285 и V 287. Надписи первой группы найдены вместе в 1897 г., рядом с иудейским надгробием Симона (Шкорпил 1898, 210, № 20), что говорит скорее в пользу ранней даты, когда на веротерпимом Боспоре христиане могли пользоваться общим с иудеями кладбищем, т.е. IV, самое позднее, V в. — в любом случае, после присоединения к империи (1-я четв. VI в.) такое было бы невозможно. Среди надписей второй группы есть надгробие «Арсакия христианина» (V 270) — такое уточнение конфессиональной принадлежности обычно не выходит за пределы IV в. (см. комм.) Таким образом, можно предположить, что два крупнейших центра концентрации надгробий на Глинище: сад Вёрле и двор Бондаренко служили христианским кладбищем в IV и, возможно, V в., что неизбежно ставит вопрос и о датировке всего комплекса христианского кладбища на Глинище. Вышеизложенные наблюдения заставляют поставить вопрос о том, знаем ли мы вообще боспорские надгробия VI–VII вв. (исключение составляют только совершенно отличные по типу и палеографии V 314 VI в. и V 307 (691–692 гг.). Их исчезновение вполне могло быть связано с концом боспорской эпиграфической культуры (ср. разительно чуждые ей надписи VI–VII вв.: V 307, V 314, V 329, V 330). Неясно, нужно ли предполагать резкий обрыв или постепенное угасание этой традиции: трудно себе представить, что боспорцы в одно мгновение прекратили высекать эпитафии своим усопшим, но и такое было возможно в случае драматических событий и обновления населения на Боспоре в начале VI в. (подр. см. ниже).

Все средневизантийские (V 297, V 305 и V 316) и одна из двух поздневизантийских (V 318) надписей найдены в районе Предтеченской площади (см. ниже), что отражает картину развития Керчи в эпоху после VI в. К особенностям средневизантийской эпиграфики Керчи следует отнести датировки по эре «от Адама» (см. IV.4.C).

На территории Керчи можно выделить несколько зон, где группируются христианские надписи (подр. см. ниже): 1) Предтеченская площадь — с общественной функцией в ранневизантийское, и, дополнительно, погребальной — в средне- и поздневизантийское время; 2) северный склон горы Митридат — с погребениями знатных боспорцев; и, вне города, 3) Глинище — возможно, самый главный христианский некрополь, и 4) конец Карантинной улицы - с отдельными погребениями. Изолированные находки надписей были сделаны на южном склоне горы Митридат, в Царском Кургане и на Феодосийской дороге. Надгробие на вершине горы Митридат связано, скорее всего, с некрополем (см. III.1.E.c). Характерно, что практически все византийские надписи сосредоточены в центре Керчи, немногие — в ближайших окрестностях, и их практически нет (кроме, может быть, V 323) на территории Европейского Боспора (поздневизантийская Феодосия к нему уже не относится).

Относительно этнического состава ранневизантийских погребений надежные выводы сделать сложно — отметим лишь, что, если на северном склоне горы Митридат и в конце Карантинной улицы число греческих и негреческих имен приблизительно равное: соответственно, 5 и 3, 1 и 1, то на Глинище явно преобладают первые: 22 из 24, причем характерно, что двое усопших с негреческими именами Тудруг и Тигинаг (V 293, V 300) покоятся в стороне от основной группы погребений. Также надо с сожалением отметить, что мы не знаем, откуда конкретно происходят два надгробия с уточнением статуса покойного: младенца Никиана (?) (V 279) и дьякона Евсевия (V 295; 437 г.), равно как и V 313, V 271, V 288, V 319, V 297, V 299, V 307 (692–693 гг.), V 311, V 304 (497-498 гг.). Скорняк Филоксен (V 286) был похоронен на Глинище. Из четырёх боспорцев, чей патронимик в надписях указан (V 267, V 283, V 286, V 302), как это было традицией для античного Боспора, трое были погребены на Глинище, однако его наличие у скорняка Филоксена показывает, что оно не обозначало высокий социальный статус покойного (как мы увидим ниже, IV.2.A.b, все надписи с патронимиками относятся к IV в.). Наконец, 3 из 7 надгробных надписей на северном склоне горы Митридат выполнены на стенах родовых склепов (еще одна — на плите перед входом в склеп; один из погребенных носил старое боспорское имя Папп), в том числе и весьма богато украшенных склепов (то же самое можно сказать и об изолированном надгробии с Феодосийской дороги с чисто боспорским именем Фанний), в то время как на Глинище это — простые надгробные камни. Исходя из сказанного выше, можно сделать осторожное предположение о том, что на северном склоне горы Митридат погребались знатные боспорцы, в том числе потомки старой ираноязычной знати, в то время как на Глинище хоронили в основном греков (и эллинизированных варваров), в том числе и ремесленников.

Предтеченская площадь

На Предтеченской площади (совр. Ленина) в центре города были найдены следующие ранневизантийские надписи: V 265 (479–492 гг.) — на углу с Воронцовской ул. (совр.Ленина), вероятно, неподалеку от упоминаемой в ней башни; V 314 — на месте каменных лавок недалеко от базилики V–VI вв. недалеко от нынешнего храма св. Иоанна Предтечи, из которой она, вероятно, происходит. Кроме того, здесь же (на месте старого сквера) найден V 304 (VIII–IX вв.) и V 318 (XIII–XV вв.), говорящие о существовании здесь погребений в поздневизантийский период. Две надписи происходят из самого Предтеченского храма, но высечены на его колоннах, которые, по всей видимости, происходят из ранневизантийской церкви — возможно,соседней базилики (если это так, то базилика существовала, как минимум, до 767 г.): V 316 (767 г.) и V 321. Таким образом, датировки найденных на Предтеченской площади надписей (V, VIII–IX, XIII–XV вв.) говорят, скорее всего, о континуитете в развитии этого района в византийскую эпоху: для ранневизантийского времени они свидетельствуют о строительной деятельности (башня, храм), для более позднего — о погребениях.

Гора Митридат

С самой горы Митридат происходит только одна надпись, найденная на ее вершине, около памятника Стемпковскому, — V 277. Надпись эта ранневизантийская и надгробная и происходит, вероятно, с не раскопанного раннесредневекового кладбища на этом месте .

Северный склон горы Митридат

На северном склоне горы Митридат, рассредоточено несколько ранневизантийских надгробий: V 268 — в районе совр. Пугачевских переулков, V 305 (491–492 гг.), V 306 (кон. V в.) — рядом, на Госпитальной ул., V 310 — там же, но чуть выше. Чуть дальше, во 2-м Нагорном пер., найден V 298. Выше по склону найдено, по-видимому, детское надгробие V 275. Также выше по склону и восточнее, на 1-ой Эспланадной ул., найден V 272 (323–324 гг.?). Во дворе Я. Заварзина был найден склеп с надписью V 266. Таким образом, на северном склоне горы Митридат, прежде всего, в районе Госпитальной ул., в IV (?) — V вв. существовало христианское кладбище, где в частности были похоронены и знатные боспорцы, например, комит Саваг.

Южный склон горы Митридат

Отсюда, с Босфорской ул. (совр. Свердлова) происходит всего одно надгробие, причем поздневизантийского времени, — V 320 (1375 г.). Возможно, что упоминаемая в надписи Кира была погребена около какого-то храма, который мог находиться рядом.

Глинище

Этот район города является местом наибольшей концентрации ранневизантийских надгробий. Здесь, за пределами Пантикапея-Воспора, где находилось христианское кладбище, располагавшееся в районе Братской ул. (совр. Фрунзе), были найдены следующие надписи: V 293 — во дворе дома № 13 (Ф. Колланджело), V 270 (III–IV вв.), V 278, V 285 и V 287 — во дворе дома № 17 (вдовы А. Бондаренко; найдены вместе в 1903 г.), V 284, V 290 и V 302 (две последние найдены вместе) — в саду дома № 19 (И. Г. Чернявского). Наибольшее число надгробий было найдено рядом, в саду К. Вёрле: № V 267, V 280, V 281 (найдены вместе в 1897 г., рядом с иудейским надгробием Симона), V 273, V 291 (найдены вместе в 1898 г.), V 269. Неподалеку оттуда найден V 294 и также рядом, в саду Франчески, V 274. В саду Полтавского найдены V 286 и V 292, а во дворе Иоханнюка — V 289. Также с Глинища (откуда, точнее не известно) происходят V 276 и V 282. Немного в стороне от основного скопления надгробий, около Александровского училища (район совр. ул. Петра Королева), найден V 300.

Конец Карантинной улицы

В дальнем от центра конце Карантинной ул. (совр. Кирова), найдены V 283 — на Продолжении Карантинной ул., д. 11, в усадьбе А. Серганиди, рядом с богадельней А. Золотарева (на территории совр. Комсомольского парка) и V 296 — за Арестантской казармой (район совр. заводского сквера рыбоконсервного завода «Пролив» (ул. Кирова, 41)?), во дворе И. Демидова. Две этих надписи — совершенно разные по характеру: первая представляет собой самую пространную боспорскую христианскую эпитафию, вторая состоит из одного имени покойной, однако очевидно, что и здесь, как на Глинище, за городскими стенами, совершались погребения.

Царский курган

В дромосе Царского кургана, служившем, вероятно, церковью, на своде было процарапано христианское граффито с именем Косма — V 309. Видимо, его оставил кто-то из молившихся в храме.

Феодосийская дорога

В усадьбе Григорьева по Феодосийской дороге, на стене склепа были найдены граффити V 308 с именами Фанния и Евтихия (третье имя не сохранилось) — неясно, относятся ли они к погребенным здесь.

Таманский полуостров

Данный регион в IV–VI вв. представлен надписями двух разных периодов: позднего Боспорского царства: V 331, V 342 (оба 2-й пол. V в.) и V 332, и прямого византийского управления: V 329 и V 330 (обе VI в.).

К средневизантийскому времени до 1000 г. относятся V 336, V 339, V 343; чуть позже датируется V 340 (1078 г.). По всей видимости, эти надписи связаны с функционированием на полуострове Таматархской епархии.

Поздневизантийские надписи представлены на полуострове в таком же количестве (в отличие от Керчи, где такая всего одна): это V 324, V 334, V 335, V 338.

Географически большинство надписей региона происходит из главного его церковного, административного и культурного центра — ранневизантийской Гермонассы — средневековой Таматархи (совр. Тамань). Две надписи происходят из Фанагории (совр. Сенного; рядом найден и dubium — V 328), по одной из Анапы (причем из позднесредневековой Напы, а не из позднебоспорской Горгиппии), Уташского городища и окрестностей Темрюка.

IV. Классификация надписей

IV.1. Носитель

К сожалению, автор корпуса не мог пользоваться при осмотре надписей консультациями геолога, и поэтому обзор материалов надписей не будет особо углубленным (хотя это было бы важно для выяснения происхождения носителя) — наше внимание будет сосредоточено скорее на причинах выбора того или иного материала.

Бедность Северного Причерноморья залежами мрамора предопределила меньшее употребление этого материала (73 надписи) по сравнению с известняком: в ранневизантийское время он ввозился, преимущественно с Проконнеса (в виде архитектурных деталей, на которых эти надписи позднее были выполнены (см. Biernacki 2009) — 17 случаев), позднее использовались в основном античные и ранневизантийские spolia, в том числе и рельефы (например, V 50, V 101). В основном писали на spolia, либо вообще их не обрабатывая, либо стирая старые надписи — приписка к античной надписи известна лишь как исключение (V 339). В средневизантийский период под надписи охотно использовалась тонкая мраморная облицовка (например, V 47). Основной центр надписей на мраморе — Херсон. Наиболее редок мрамор в поздневизантийское время: надписи на нем — исключения и знак высочайшего престижа (см., например, V 177, V 178).

Византийская эпоха в Северном Причерноморье — это время господства известняка всевозможных видов, которым так богат этот регион. Он используется для надписей всех типов.

Очень редок песчаник — всего 6 надписей: 3 из Херсона, 2 из Судака и одна из Алушты. Как и в случае с известняком, это обычно камень из местных каменоломен.

Особенность Северного Причерноморье, а точнее, исключительно Горного Крыма — большое количество надписей на скальных известняковых поверхностях (28 из 107): в основном, на стенах пещер и, прежде всего, пещерных церквей. Надписи эти в основной своей массе — надгробные, но встречаются и строительные (V 160, V 171, V 203), демонстративные (V 111, V 221), инвокативные (V 213, V 214) и памятные (V 165, V 196), а также целые комплексы надписей (V 134). В большой мере это граффити.

Граффити на камнях известны во всех регионах Северного Причерноморья, кроме Устья Днестра. Естественно, что в большинстве своем это надписи наименее официальных жанров: инвокативные и памятные.

Намного менее распространены надписи краской на штукатурке, известные в четырех регионах: в склепах Херсона IV в.(V 65) и Керчи V в. (V 305 и V 306), в настенных росписях поздневизантийского Горного Крыма (по своей функции это надписи строительные (V 209, V 219), посвятительные (V 149), памятно-демонстративные (V 200) и надгробия ктиторов (V 209); видимо, они были более многочисленны, как и фрески Горного Крыма вообще) и во фресках Южного и юго-восточного берега Крыма (V 239 из Массандры и V 245 и V 246 из Судака). Дипинти на камне почти не встречаются (за исключением V 188 и V 215, последнее прямо на скальной поверхности), но красной охрой часто прокрашиваются ранневизантийские надписи Херсона и Боспора.

IV.2. Палеография

Вопрос палеографии — один из самых сложных и малоизученных в византийской эпиграфике, по сравнению с античной: лишь недавно стали появляться первые обобщающие работы, учитывающие, однако, лишь определенные регионы христианского мира (Morss 2003). Еще хуже дело обстоит с Северным Причерноморьем: издатели надписей датировали их либо «на глазок», по интуиции (как Латышев), либо на основе случайно выбранных аналогий (как Соломоник). На наш взгляд, необходимо выстроить некоторые принципы палеографии региона с опорой, прежде всего, на его датированные надписи.

Сразу оговоримся, что по двум причинам мы не разбираем особо палеографию граффити. С одной стороны, начиная со средневизантийского времени (а раньше граффити в Северном Причерноморье практически не встречаются), на них сильно воздействует унциальный курсив и особенно минускул, что вырывает их из контекста локальной эпиграфической традиции. С другой, граффити зачастую демонстрируют неумение резчика работать с лапидарным шрифтом, так что он пишет, "как умеет".

IV.2.A. Ранневизантийская палеография

В отношении ранневизантийского Северного Причерноморья невозможно говорить о единой школе палеографии — скорее, речь должна идти о двух локальных традициях: херсонской и боспорской.

IV.2.A.a. Херсон

Одной из главных проблем в изучении ранневизантийской палеографии Херсона является малое число датированных надписей: V 5, V 6, V 7 и V 80; сюда можно добавить V 171 с Мангупа. Кроме того, эти надписи в большинстве своем говорят о строительстве, предпринятом по инициативе столичных властей, и не всегда могут отражать локальную традицию (хотя V 6 поставлен от лица горожан). Однако другой опоры для исследования палеографии у нас нет. Следует также отметить, что только V 80 примыкает к позднеантичной эпиграфической традиции, в то время как первая следующая по дате надпись, V 5, ей абсолютно чужда.

Главным изменением в херсонской палеографии на протяжении IV–VII вв.представляется трансформация перекладины альфы: в 350–355 гг. она ломаная, в 392–488 — горизонтальная или слегка наклонена влево, а в 533–574 — снова ломаная. Действительно, альфа с ломаной перекладиной доминирует в юстиниановскую эпоху (исключения редки — например, IdC 105, 536 г.). Сложнее вопрос о том, действительно ли прямая/наклонная перекладина альфы сменяет ломаную в конце IV в.. Среди ранневизантийских надписей Херсона нет ни одной (за исключением V 20, где это объясняется мозаическим характером надписи), где бы эти формы сосуществовали — это говорит скорее в пользу двух разных эпиграфических традиций. Все надписи на штукатурке в склепах у Загородного храма, которые датируются IV–V вв. (V 65, V 82, V 85), демонстрируют нам альфу с наклонной перекладиной или, как ее курсивный вариант, с петлей. Такие же формы альфы присутствуют и в V 23, который относится к храму № 36, построенному в конце IV в. Кроме того, надписям с такой альфой чужды прямоугольные формы эпсилона и сигмы (за исключением V 63). Таким образом, вероятнее всего, смена форм альфы действительно происходит в конце IV столетия.

Это может служить основанием для датировки множества недатированных ранневизантийских надписей Херсона. К группе альфы с наклонной перекладиной (прямая — скорее, исключение, известное только по V 6, V 10), кроме вышеперечисленных, относятся V 26, V 52, V 61, V 64, V 63, V 71, V 81 и V 101. Характерно, что в этой группе преобладают надгробия.

Другая проблема заключается в том, как определить, относится ли надпись с ломаной перекладиной альфы к IV или к VI–VII вв. В силу археологических и архитектурных датировок к первой группе возможно отнести V 56, V 57, V 58 и V 76, а также, не исключено, V 44, в силу палеографии (позднеримская форма беты) — V 18. Вторая, для которой также характерны апексы, намного более многочисленна: это посвящения V 20, V 24, V 28, V 32, V 33 и, по всей вероятности, V 23 и V 25, надгробия V 60, V 62, V 72 (впрочем, вероятно, относящееся к не херсонской традиции, см. комм.), V 71, V 74, V 75, V 78, V 79, V 77, а также V 40, V 43, V 104 и, вероятно, V 105. Видимо, сюда же следует отнести V 19 и V 27, а также V 227, происходящий, по всей видимости, из Горного Крыма и использованный вторично в Бахчисарае. Интересно, что альфа с ломаной перекладиной переживает в Херсоне темные века и появляется еще в начале Х в. (V 79).

V 49 с нетипичными для Херсона прямоугольными формами букв следует, вероятно, приписать влиянию Боспора, особенно учитывая типичное для Боспора имя ее дедиканта — Трофим (см. комм.).

IV.2.A.b. Боспор

На Боспоре ситуация во многом схожа с херсонской. Так же мало датированных надписей: V 295 (437 г.), V 265 (479–493 гг.), V 305 (491–492 гг.), V 304 (497–498 гг.); V 306 относится к кон. V в. Также присутствует четкое разделение на надписи с наклонной и с ломаной перекладиной альфы (единственное исключение с обеими формами — V 290). Однако число первых на Боспоре много меньше: V 267, V 272 и V 289. Характерно, что на всех них округлые буквы имеют прямоугольную форму. V 267 по археологическому контексту относится к IV в.; на V 289 альфа с ломаной перекладиной дописана позже. Из этого следует, что форма альфы с наклонной перекладиной, как и в Херсоне, — ранняя. Появление альфы с петлей, наряду с альфой с ломаной перекладиной, в V 305 и V 306 следует объяснять курсивным характером письма на фоне господства последней.

Группа надписей с ломаной перекладиной альфы намного многочисленнее и насчитывает 39 памятников. Все такие датированные надписи относятся к V в. Как указывалось выше (III.1.E), в Керчи могут быть выделены две группы надгробий IV в.: V 267, V 280, V 281 (сад Вёрле) и V 270, V 278, V 285, V 287 (двор Бондаренко), причем в первой из них есть и одна надпись с наклонной перекладиной альфы. Между ними, однако, существует и разница: во второй сочетаются прямоугольные и округлые формы букв, так же, как и в V 284, V 290 и V 302 из соседнего сада Чернявского. Найденные вместе там же, что и первая группа, V 273 и V 291, в отличие от нее, характеризуются почти полностью округлыми формами букв (по одному случаю прямоугольного эпсилона), как и вторая группа; V 269, напротив, отличают исключительно прямоугольные формы букв. Итак, выделяются еще два типа надписей: с исключительно прямоугольными и с округлыми и прямоугольными формами букв. К первому, кроме вышеуказанных V 269, V 271, V 280, V 281, относятся также V 268, V 271, V 274, V 275, V 276, V 282, V 292, V 294, V 298, V 300 и, что самое важное, датированный V 295 (437 г.). В этой группе выделяется подгруппа с дельтой с удлиненной вверх правой диагональю: V 269, V 271, V 274, V 275 и V 292 (из второго типа такая черта отличает V 270 и V 283). Второй тип оказывается несколько более локально ограниченным: кроме описанных прежде V 270, V 278, V 283, V 284, V 285, V 286, V 287, V 290 и V 302, к нему принадлежат лишь соседний V 291, а также V 273 (IV в.), V 279 и V 297 неизвестного происхождения — можно предположить, что все это надписи IV в. Промежуточный тип, с ромбовидными тетой и омикроном, известными на Боспоре уже в римское время, представлен V 277 и V 283.

Итак, развитие боспорской палеографии в IV–V вв. можно представить следующим образом. На первом этапе, в IV столетии, в надгробиях сосуществуют две манеры письма, каждая из которых по-своему использует эпиграфический шрифт официальных надписей: одна — с наклонной перекладиной альфы, но полностью прямоугольными формами букв, другая — с сохранением округлости и с ломаной перекладиной альфы (V 273 и V 279 отличает также пи с удлиненной перекладиной; ср. также V 299). На втором этапе, где-то в IV веке (как показывает группа надгробий из сада Вёрле, см. выше), на основе этих двух стилей рождается новое эпиграфическое койне: с прямоугольными формами букв и альфой с ломаной перекладиной. Однако параллельно ему, по крайней мере, во 2-й пол. V в., существуют и курсивный шрифт V 305 и V 306, и традиция официальной эпиграфики, сохраняющая округлые формы букв (V 265 и V 304, оба на мраморе). Именно к этой последней примыкают V 331 (незадолго до 491 г.) и V 342 (478–479 гг.).

Как указывалось выше (III.1.E), у нас нет никаких доказательств существования керченских надгробий VI в. К этому столетию с уверенностью может быть отнесено лишь надгробие V 314. Хотя не исключено, что стиль предыдущего столетия мог продолжаться и в следующем (ср. V 275).

Зато VI в. лучше представлен на другом боспорском берегу — азиатском. Это строительные надписи V 329 (548 г.?) и V 330 (589–590 гг.), а также надгробие V 339.

IV.2.B. Средневизантийская палеография

Несмотря на все различия, ранневизантийская палеография в Северном Причерноморье, как производная от позднеантичной, отличается бóльшим единообразием по сравнению со средневизантийской. В последней можно, правда, выделить несколько стилей, иногда переходящих границы регионов.

Если в конце VII столетия, по крайней мере, в Херсоне и Боспоре в ходу еще был, по всей вероятности, монументальный ранневизантийский шрифт, как это показывают V 24 (674–675 гг.?) и V 307 (692–693 гг.), то надписи "темных веков" демонстрируют совсем иное. Пропадают апексы, буквы удлиняются по вертикали, исчезают определенные формы букв (например, прямоугольный эпсилон, Y-образный ипсилон), развиваются выносы диагональных гаст, хотя и сохраняется прежняя альфа с ломаной перекладиной. Примеров этой эпохи немного, но такие, как V 16 (и, возможно, V 15) из Херсона, V 115 и V 119 с Баклы, V 226 из Горного Крыма, V 254 из Судака, наглядно демонстрируют нарастающий процесс варваризации, не только в ономастике, но и в исполнении надписей. Единственным датированным (и не варваризованным, за исключением имени деда усопшего) примером является V 316 (767 г.; близок ему по времени и V 321).

На происходящем, вероятно, из того же, что и эти последние, храма свв. Апостолов в Керчи V 315 (819 г.) проступают уже явственно следы нового эпиграфического стиля (заимствованного, вероятно, с юга — из Малой Азии): сужение и вытягивание букв, заострение округлостей, специфические формы некоторых букв (прежде всего, стигмы), а также возвращение альфы с наклонной перекладиной и петлей. Этот специфический стиль развивается затем на Боспоре и экспортируется оттуда в V 322 (884 г.) неизвестного происхождения, V 243 (906 г.) из Партенита, V 336 (912 г.) с Кубани. В упрощенном варианте он представлен в V 240 из Партенита.

В Херсоне в это время (IX–Х вв.) также, возможно, под влиянием Боспора, вырабатывается новый стиль, характеризующийся теми же специфическими формами: прежде всего, бетой (и кси) с «подчеркиванием», но с меньшим заострением: это V 36, V 46, V 47, V 50, V 66 (здесь мы последний раз встречаем альфу с ломаной перекладиной), V 91, V 98 (975–976 гг.?). За пределами Херсона он проявляется в Горном Крыму: V 115 Баклы, V 134 из Глубокого Яра и V 184 с Мангупа.

Этот стиль существует и в упрощенном варианте, лишенном всяких специфических черт, кроме стремления к округлости форм и обилия лигатур и сокращений. Он представлен V 30, V 45, V 87, V 93, V 97, V 104 из Херсона, V 172 и V 195 с Мангупа, V 237 из Ливадии, V 343 с Таманского полуострова. Этот стиль, впрочем, может быть и довольно маньеристичным, что показывает херсонское надгробие V 67 (с редким сосуществованием двух форм альфы, ср. V 15), V 89 и, отчасти, V 122 с Басмана.

Новый, общий для Херсона и Боспора стиль XI в. возникает, по всей видимости, под константинопольским влиянием и проявляется впервые в строительной надписи V 11 (1059 г.). Его отличают сильная зауженность и, главное, маньеризованность букв, их разная высота, обилие лигатур и сокращений, а также заменяющие прежние апексы украшения на концах гаст. Такой дукт, в той или иной мере, демонстрируют V 12, V 17, V 109 и V 68 (1183 г.) из Херсона, V 248 из Судака, V 319 (1065 г.) из Керчи и V 340 (1078 г.) с Таманского полуострова.

Вне традиции находятся вторжения в эпиграфику минускульного шрифта рукописей, как в случае V 55 и V 194.

IV.2.C. Поздневизантийская палеография

Еще меньше единообразия демонстрирует палеография XIII–XV вв., распадающаяся на несколько локальных, недолго существовавших школ.

IV.2.C.a. Побережье

Хорошим примером вышесказанного является крымское побережье от Ласпи до Керчи. Здесь трудно найти похожие друг на друга надписи: даже две надписи из одной и той же Алушты (V 233 и V 234) мало похожи друг на друга. Внутри четверки из этих двух надписей и V 260 из Феодосии и V 320 из Керчи существует ряд схождений между отдельными памятниками (ср. формы мю и альфы), но нет общего хотя бы для двух надписей стиля.

На побережье можно, по сути, выделить лишь один стиль надписей на росписях с вытянутыми и несколько маньеристичными буквами, представленный V 245 и V 246 из Судака; сюда примыкает также V 239 из Массандры и, возможно, V 232 из Ай-Василя.

V 238 из Лучистого, V 241 и V 244 из Партенита примыкают к феодоритской традиции, V 235 — к горнокрымской (см. ниже).

IV.2.C.b. Феодоро

Наиболее ярко выраженным эпиграфическим стилем поздневизантийского времени является, несомненно, стиль XV в., развившийся в Феодоритском государстве. Он возник под влиянием палеологовской эпиграфики и характеризуется выпуклым шрифтом, утонченными и сильно маньеризованными формами букв и богатой художественной декорацией. Представлен он V 178 (1403 г.), V 179 (1425 г.), V 189 (1456 г.) и V 187 с самого Мангупа-Феодоро, V 180 (1427 г.) неизвестного происхождения, V 241 (1427 г.; впрочем, может быть и не феодоритского происхождения, см. комм.) и V 244 из Партенита, V 13 и, вероятно, V 14 из Херсона, V 148 и V 238 (1459 г.) из Фуны. Таким образом, данный стиль существовал с начала XV в. и вплоть до падения Феодоро в 1475 г. Внутри же себя он распадается на две группы: большую раннюю и меньшую позднюю (V 189, V 238), где формы букв еще более вытягиваются. Некоторое упрощение этого стиля демонстрирует V 190 с Мангупа.

Однако предшественников ему можно найти и в самом Крыму: например, V 207 из Черкес-Кермена (2 пол. XIV в.). Ему, в свою очередь, предшествует стиль надписей на росписях XIII в., представленный V 149 (1272–1273 гг.) из Инкермана и V 219 с Эски-Кермена (сер. XIII в.). На самом Мангупе строительные надписи XIII–XIV веков (V 174, V 175, V 176, V 177) не демонстрируют единства палеографии, что связано, видимо, с частой сменой властителей Феодоро.

IV.2.C.c. Горно-крымская за пределами Феодоро

Нет особого единства и в палеографии остальных надписей Горного Крыма. Здесь скорее следует выделять стили отдельных деревень: Голубинки (все надписи, за исключением V 136, но с включением сюда V 121 с Баклы), Горянки (за исключением V 141, которая сближается с V 136 из соседней Голубинки), Высокого (все надписи, от которых сохранились изображения, датируются в пределах двух десятилетий). Намного меньше единства палеографии в надписях «пещерных городов», хотя можно выделить некоторые отдельные стили: минускульный, представленный V 161 с Качи-Кальона, V 175 (1288–1289 гг.) с Мангупа, V 204 и V 207 с Тепе-Кермена и V 213 с Чильтер-Мармары, и другой, характерный для V 160 и V 162 с Качи-Кальона. Некое подобие эпиграфического койне прослеживается в конце XIV в. в V 200 из Сюреньской крепости, V 209, V 210, V 211, V 212 с Черкес-Кермена и, отчасти, V 177 с Мангупа. Также изобилует поздневизантийский Горный Крым граффити.

IV.3. Типы и формулы надписей

Типы (соответствующие функциям) византийских надписей значительно отличаются от античных, однако единой общепринятой типологии в византийской эпиграфике не существует. Поэтому мы предлагаем свой вариант типологии, учитывающий особенности северопричерноморской эпиграфики. К последним относятся полное исчезновение общественных надписей любого рода (полисных и имперских), увеличение удельного веса инвокаций (со средневизантийского времени) и граффити, а также появление новых типов: речь идет, прежде всего, о надписях с компактными устойчивыми фразами. Некоторые из этих фраз легко определить как апотропеические (например, «Беги, зависть: Христос тебя гонит»), некоторые представляют собой уникальные для эпиграфики литургические формулы, точное назначение которых в надписи неизвестно (кроме V 194); наконец, некоторые формулы литургического и иного происхождения («Свет Христов сияет всем», «Свет, жизнь», «Альфа, омега», «Иисус Христос побеждает») иногда сопровождают надписи других типов, но часто встречаются и самостоятельно — такую их функцию мы условно называем демонстративной, т.е. направленной на демонстрацию некой формулы, где точная функция этого акта остается неясной (но, в любом случае, не литургической). В особые типы мы выделяем подписи к рельефным изображениям, не носящие посвятительный характер, а также владельческие надписи. Индивидуальные формулы последних двух типов, а также уникальные литургические формулы рассматриваются в комментариях к конкретным надписям. В раздел Varia мы относим надписи, чья точная функция не подпадает ни под один из нижеописанных типов или непонятна, в раздел Incerta — сильно поврежденные надписи, функцию которых точно не удается определить. Отдельно рассматриваются граффити как неясного назначения, так и в виде комплексов с надписями различных функций.

IV.3.A. Строительные

Как ни удивительно, но при сравнительно большом количестве строительных надписей в Северном Причерноморье их формулы почти не повторяются и поэтому разбираются отдельно, в комментарии к каждому памятнику (как и уникальные случаи формул другого назначения). Из редких совпадений такого рода следует отметить следующие: начало Ἐπὶ + имя в генетиве на памятниках ранневизантийского Херсона и Боспора ( V 5, V 313 и, возможно, V 9), единство формулы в надписях правителя Феодоро Алексия (№ 172 и 214), а также популярность формулы Ἐκτίσθη на Мангупе (V 172, V 176, V 177, V 179).

Отметим также, что существуют строительные надписи без дат вообще или без года. К первым относятся V 15 и V 16 из Херсона «темных веков», поздневизантийский V 203 с Тепе-Кермена, ко вторым — V 17 из Херсона (XII в.) и V 226 (VIII–IX вв.) из Горного Крыма. Для ранневизантийского времени государственные надписи по году вообще не датировались (например, V 5), локальные могли датироваться по локальной эре (V 6 и, вероятно, V 265). По индикту, а не по году датированы в VI в. V 329 и V 330 (Гермонасса), а V 171 (Мангуп) датирована индиктом и годом правления императора.

IV.3.B. Посвятительные

Посвятительные надписи встречаются преимущественно в ранневизантийское время; в средневизантийское — в V 237 из Ливадии, V 248 и V 249 из Судака, V 338 с Таманского полуострова, в поздневизантийское — в Инкермане, Алуште и на Таманском полуострове (V 149, V 233 и V 334).

IV.3.B.a. Δέησις τοῦ δούλου τοῦ θεοῦ

Такая посвятительная формула встречается в Северном Причерноморье четырежды, причем только в поздневизантийское время: V 2 из Белгорода-Днестровского (1431–1432 г.), V 149 из Инкермана (1272–1273 гг.), V 233 из Алушты (1403–1404 гг.) и V 242.2 из Партенита (1471 г.).

Данная формула довольно часто (более 25 раз, согласно PHI7 Database) встречается в средне- и особенно поздневизантийское время: из ближайших географически примеров это Beševliev 1964, № 31, 238 (XIII в.) и Помяловский 1881, № 93.

IV.3.B.b. Ὑπὲρ εὐχῆς

Ὑπὲρ εὐχῆς — самый распространенный тип посвящения в Северном Причерноморье, равно как и в христианской эпиграфике вообще. Он характерен, прежде всего, для ранней Византии и представлен, в основном, надписями из Херсона (V 18, V 19, V 20, V 21, V 22, V 23, V 24, V 25), а также одной надписью из Горного Крыма (V 227). Все они выполнены на архитектурных деталях (карнизы, плиты алтарной преграды, база полуколонки, мозаика) и имеют богатые аналогии во всем Средиземноморье (например, Wessel 1989, № 134; Feissel 1983, № 4, 56, 98, 102B, 111, 257, 258, 261, 275, 276; Grégoire 1929, № 2, 15, 40, 91–93, 131 (bis), 135, 138 (bis), 140; I.Eph 3286, 4139–4141; Milet VI 2 965; Hagel 1998, Anm 34, Aph 3; IGLS 1045, 1689, 2001, 2030, 2041).

IV.3.B.c. Ὑπὲρ σωτηρίας

Эта родственная предыдущей формула появляется точно лишь в V 28 из Херсона (относительно ее продолжения см. комм.). Возможно, она присутствовала также в V 27 из того же Херсона. Несмотря на общую распространенность данной формулы в христианской эпиграфике (всего 97 случаев, согласно PHI7 Database), в начале надписи она используется реже. В последнем (т.е. нашем) случае она чаще всего вводит имя дедиканта (15 раз), реже — продолжение формулы: ὑπὲρ σωτηρίας καὶ ἀντιλήμψεως (IGLS add. 175; SEG VIII, 232), ὑπὲρ σωτηρίας καὶ προσφορᾶς (IGLS add. 96a) или ὑπὲρ σωτηρίας καὶ μνήμης (IGLS 680). С дополнением καὶ ἀφέσεως τῶν ἁμαρτιῶν она встречается в V 249 из Судака.

IV.3.B.d. Ὑπὲρ ψυχικῆς σωτηρίας

Эта формула, расширенный вариант предыдущей, встречается в Северном Причерноморье в V 219 и V 338, причем в первом случае с добавлением καὶ ἀφέσεως τῶν ἁμαρτιῶν. Как ни удивительно, точных аналогий ей найти не удалось. Формула ἕνεκα ψυχικῆς σωτηρίας есть в Millet 1899, no. 1.12 (Мистра); выражение ψυχικὴ σωτηρία встречается в Δεμιτσᾶς 1896, № 353 (Эпир); Plassart 1923, 176, 178 (Аттика).

IV.3.B.e. Ὑπὲρ εὐχῆς καὶ σωτηρίας

Эта комбинированная формула, распространенная в христианской эпиграфике (42 раза, согласно PHI7 Database), встречается в Северном Причерноморье, вероятно, только в V 26 из Херсона (кон. IV–V вв.).

IV.3.B.f. Ὑπὲρ ἀφέσεως τῶν ἁμαρτιῶν

В чистом виде эта формула встречается также всего лишь однажды, в V 29 из Херсона. Столь же редка она в начале надписи и в христианской эпиграфике вообще: для ранневизантийского времени нам удалось найти всего лишь одну аналогию — IGLS 2043 (Епифания, VII в.?).

IV.3.B.g. Ὑπὲρ εὐχῆς καὶ σωτηρίας καὶ ἀφέσεως τῶν ἁμαρτιῶν

Данная формула представляет собой комбинацию формул Ὑπὲρ εὐχῆς, Ὑπὲρ σωτηρίας и Ὑπὲρ ἀφέσεως τῶν ἁμαρτιῶν или их компонентов (см. IV.3.B.e). Она встречается в Северном Причерноморье лишь один раз в посвящении (?) с Гераклейского полуострова V 108 (XIV в.). Аналогии этой редкой формуле находятся лишь в средневизантийских надписях Thierry 1963, № add.2 В 1 (Кызыл Чукур в Каппадокии) и SEG XIV, 694 (Геберкилисе в Карии, дважды).

IV.3.B.h. Ὑπὲρ ὑγιείας

Прибавление «и спасении и отпущении грехов» может присоединяться также и к формуле Ὑπὲρ ὑγιείας (см. выше, IV.3.B.g.). Пример этому находится в ливадийской надписи V 237 (X–XII вв.), где такая формула повторена дважды. Формула «О здравии и спасении» известна в христианской эпиграфике по МАМА VIII, 426 (IV в.), а также, с перестановкой членов, по Grégoire 1929, № 285 (Олимп Ликийский, поздневизантийское время ?). Добавление к ней слов «и оставлении грехов» нигде более не известно.

IV.3.B.i. Oὗ ὁ θεὸς οἶδεν τὸ ὄνομα, ἐποίησεν

Данная формула реконструируется только в одной херсонской надписи на плите с рельефом (V 31). Она засвидетельствована в нескольких христианских надписях (например, SEG XXXVII 464 d8; SEG XXIII, 653 (ἐψήφωσεν) и, несомненно, родственна формуле Ὑπὲρ τῆς εὐχῆς, οὗ ὁ θεὸς εἶδεν τὸ ὄνομα (I.Ilion 156; SEG XV, 141; Σωτηρίου 1952, 198; Feissel 1983, № 102A, 104, 109) и некоторым другим сходным (например, IdC 73).

IV.3.C. Демонстративные

Относительно определения типа см. выше (IV.3). Такого рода надписи известны (преимущественно со средневизантийского времени) в Херсоне, на Бакле и Эски-Кермене и в Судаке.

IV.3.C.a. Φ(ῶς) Χ(ριστοῦ) φ(αίνει) π(ᾶσιν)

Аббревиатура ΦΧΦΠ расшифровывается как Φῶς Χριστοῦ φαίνει πᾶσιν, а не как Φῶς Χριστοῦ φωτίζει πάντας (как предполагал Шангин; см. комм. к V 42), что подтверждает ее полное написание в ряде надписей (SEG VIII 56; SEG VIII 216; Guarducci, EG IV 453). Она встречается обычно в качестве дополнительного символа на четырех концах или в углах между рукавами креста. Данная формула в христианской эпиграфике встречается, согласно PHI7 Database, более 13 раз, начиная со средневизантийского времени. Она пишется чаще в сокращении (исключения см. выше). В Северном Причерноморье она встречается всегда в сокращении (в V 35 нестандартном) и с крестом в V 35, V 42, V 89 из Херсона и V 200 из Сюреньской крепости (все средне- или поздневизантийского времени). См. подр. DACL I 2, 2325; VII 1, 685; VIII 1, 1108–1111.

IV.3.C.b. Φῶς, ζωή

Эта распространенная в христианской эпиграфике (согласно PHI7 Database, более 30 раз) формула восходит к Иов 1, 4 (см. Guarducci, EG IV 310, 439–440); в распространенном виде она встречается в IdC 54: «Я свет; Я — жизнь». Обычно же она бывает представлена в двух видах: с полностью выписанными словами (обычно друг над другом) и в виде креста с омегой в центре. К первому типу относятся V 36 и V 50 из Херсона (второй соединен с инвокативной надписью) и V 220 с Эски-Кермена; ко второму — V 37 из Херсона, V 250 из Судака и V 329 с Таманского полуострова.

Для обоих типов существуют аналогии в христианской эпиграфике: для первого — Popescu 1976, № 49, 50; Grégoire 1929, № 265 (похожи на V 36 по расположению букв относительно креста); IGLS 1726; SEG XXXV 1119); для второго — Popescu 1976, № 91; IGLS 1682, 1701, 1862, 1869 и др.

IV.3.C.c. Φῶς

Такой вариант с одним «светом» засвидетельствован в двух надписях из Херсона: V 39 и V 40. Его можно было бы считать недописанным изводом формулы «Свет, жизнь» (см. выше), однако в христианской эпиграфике известно и одиночное бытование «света»: в виде двух перекрещивающихся слов (SEG XXXV, 1562; Палестина, VI в. (?)) или в сочетании с альфой и омегой (SEG XXXI, 674 (19); Иатр в Болгарии, IV–VI вв.), как в случае V 39.

IV.3.C.d. Α Ω

Относительно этой формулы, встречающейся в V 38, V 40, V 62, V 14.1.2, V 265, V 296, V 305 (все ранневизантийского времени), подр. см. RAC I, 1–4.

IV.3.C.e. Ἰ(ησοῦ)ς Χ(ριστὸ)ς νικᾷ

Эта чрезвычайно широко распространенная в христианской иконографии формула всегда связана с изображением креста. Подр. о ней см. Dölger 1910, 186ff. и CCAG VII, 245ff и Rhoby 2013 . В Северном Причерноморье она известна с конца VIII — начала IX в. (№ V 226) и встречается 20 раз.

IV.3.C.f. Κύριος φωτισμός μου καὶ σωτήρ μου

В Северном Причерноморье эта формула встречается только один раз, да и то в сильно фрагментированном виде, в V 97 из Херсона. Она представляет собой Пс 26, 1, в нашем случае, видимо, без концовки τίνα φοβηθήσομαι (как в Thomsen 1921, 107). Пс 26, 1 часто используется в богослужении, в том числе и в виде прокимена. Хотя аналогичные надписи из Румынии, Малой Азии и Сирии содержатся на весьма различных носителях: мраморных сосудах (Popescu 1976, № 60, 118), надгробных памятниках (?) (MAMA VI, 385), карнизах (IGLS 1669, 1679), ни одна из них не выполнена в форме креста.

IV.3.D. Апотропеические

Апотропеические формулы могут использоваться в христианской эпиграфике как отдельно, на специальных апотропеических надписях, так и на инвокативных, надгробных и других надписях в качестве дополнительных символов, однако в Северном Причерноморье известен лишь первый тип (всего 4 случая).

IV.3.D.a. Φεῦγε ζῆλος, Χριστός σε διώκει

Эта редкая формула встречается всего два раза: на близких друг другу по времени камнях из Херсона (V 42 и V 109). Первый из них имеет к тому же еще и формулу Φῶς Χριστοῦ φαίνει πᾶσιν на рукавах креста. Оба камня представляют собой изображение «прозябшего» креста с концами сложной формы (т.н. «капельными», ср. V 67 и V 89).

Апотропеический характер данной формулы подтверждается ее параллелями. Ближайшей аналогией можно считать серебряный амулет из Смирны (?) (Grégoire 1929, № 90bis): Φθόνος. Φεῦγε μεμισμένη· Σολομῶν σε διώκει, имеющий параллели в других амулетах с «печатью Соломона». Заклятия с формулой φεῦγε распространены и в лапидарной эпиграфике: IGLS 1443 (Апамена; карниз; Χριστοῦ τὸ νῖκος. Φεῦγε Σατανᾶ); Gatier 1985, I, 160bis (Θεὸς βοηθός. Βάσκανε, φεῦγε). Также известны и апотропеические формулы с глаголом διώκειν: IGLS 1599 (Иджаз): ἡ Τριάς, ὁ θεός, πόρρω διώκοι τὸν φθόνον. Шангин привел в качестве параллели данной формуле текст из рукописи РНБ гр. 116 (CCAG XII, 169): ... καὶ ὁ ἕτερος ἄγγελος τὸν στρόφον ἀπολύει· Φεῦγε, στρόφε· καὶ ὁ ἕτερος· Ὁ Χριστός σε διώκει.

IV.3.D.b. Σταυροῦ προκειμένου, ὁ φθόνος ἀπέστω

Данная формула встречается в Северном Причерноморье лишь однажды: в V 43 из Херсона (VI–VII вв.). Буквальных аналогий ей не находится, но существует много близких параллелей: [τοῦ στ]αυροῦ πα[ρ]όντος, ἔκθρος οὐ κ[ατισ]χύσι (IGLS 494; Киннесрин, 550 г.), [σ]ταυροῦ προκιμένου, οὐδὲν ἰσχύει ὁ φθόνος (IGLS 1910; Эль-Бардунэ, VI в.), σ[τα]υροῦ [παρόντος], οὐδὲν ἠσ[χύ]ει φθόνος (Grégoire 1929, № 230 (3); Баргилия в Карии). Начало формулы — σταυροῦ προκειμένου, встречается также в IGLS 1676 и 1696. Формула Φθόνος ἀπέστω известна по SEG XXXVII 1271 (Анемурий в Киликии, кон. V в.). Как и в надписи из Баргилии, в нашем случае речь может идти о силлабо-тоническом стихе: две строки по два амфибрахия в каждой (образующие одну додекасиллабическую строку).

IV.3.E. Инвокативные

Как отмечалось выше, роль инвокаций повышается в средневизантийское время: к более раннему времени относятся с достоверностью лишь V 49 из Херсона и V 266 из Керчи.

IV.3.E.a. Κύριε (Χριστέ), βοήθει

Эта инвокативная формула является, несомненно, самой распространенной в христианской эпиграфике; она встречается как на лапидарных памятниках, так и среди граффити и дипинти. По своему происхождению она родственна другой знаменитой литургической инвокации κύριε ἐλέησον (см. ниже). Многократно встречается она и в Северном Причерноморье, однако только в нелапидарных формах.

Известно, что в византийскую эпоху глагол βοηθέω употреблялся со всеми косвенными падежами. Интересно, однако, что в Северном Причерноморье лишь раз встречается нормативное управление дативом (V 213; впрочем, редко оно и в христианской эпиграфике). Но и генетив (ср. Wessel 1989, № 517; Feissel 1983, № 262; Bandy 1970, № 73A; Grégoire 1929, № 96, 148, 226; I.Eph 185.14, 1285.15, 4312b, 4312c) при βοήθει употреблялся редко: он засвидетельствован в только V 47 из Херсона, да и там составитель переходит в эпитете (τὸν ἁμαρτωλὸν καὶ ἀνάξιον δοῦλον) на аккузатив, а большинство дополнений в этой формуле стоит в винительном падеже. Интересно, что аккузатив в данной формуле употребляется в христианской эпиграфике, как кажется, реже дательного и родительного (Beševliev 1964, № 254; Grégoire 1929, № 40bis; Studia Pontica 250; I.Eph 4148, 4284).

Если при βοήθει стоит объект в виде имени инвоканта, то последний всегда (за исключением V 150 и V 251) сопровождается определением «рабу Твоему» (τοῦ δούλου σου/τὸν δοῦλόν σου).

Кроме того, в качестве объекта может стоять выражение «этому дому», опять же в винительном падеже (τὸν οἶκον τοῦτον) — это V 50 на античном надгробном рельефе из Херсона (в сочетании с формулой φῶς, ζωή); параллель этому есть в IGLS 1451, 2635.

Сюда же примыкает и вариант Χριστέ, βοήθει, который встречается в Северном Причерноморье лишь однажды, в V 48 с дополнением в аккузативе — параллели см. в Ὀρλάνδος, Βρανούσσης 1973, № 132; IG XII,5 712; Studia Pontica 278d; I.Eph 1285; I.Apameia und Pylai 65; SEG VII, 954.

IV.3.E.b. Κύριε, ἐλέησον

Эта формула несомненно родственна с предыдущей, но имеет к тому же еще и важный литургичекий подтекст — она завершает возгласы в большинстве византийских ектений. В Северном Причерноморье она, вероятно, встречается в сильно фрагментированном V 185. Параллели ей многочисленны (например, SEG VIII 167; SEG XXXVI 1268 (bis); Bull. ép. 52, 151). В V 266 к ней добавлено «раба Божьего» (вместо «раба Твоего») — этому находится лишь две аналогии: CIG 8915b и SEG VIII, 745.

IV.3.E.c. Κύριε/Σωτήρ, σῶσον

Варианты данной формулы с обращением, соответственно, к Господу или Спасителю встречаются в Северном Причерноморье по разу: в V 53 (также, возможно, V 345) и V 336, причем в первом происходит ужасное смешение трех падежей сразу: τῷ δοῦλον σου ...σακίου (хотя артикль здесь, возможно, отражает просто выпадение конечного ню в аккузативе, характерное для новогреческого, а имя в генетиве стоит под влиянием σου). Параллели для формулы с Κύριε находятся в Beševliev 1964, № 136 (XIII–XIV), Negev 1981, № 82, 83, 85 (ранневизантийское время), а для Σωτήρ — в Grégoire 1929, № 450 (Анкира, IX–X вв.).

IV.3.E.d. Θεοτόκος, ...

Обращения к Богородице многочисленны в христианской эпиграфике. Встречаются и случаи обращения в номинативе вместо вокатива (например, SEG XXX 1701; Телль Фейран в Палестине, V в.). Чаще всего за именем Богородицы идет прошение «помоги». В Северном Причерноморье прошение к Богородице есть лишь в V 2 из Белгорода-Днестровского.

IV.3.F. Надгробные

Данный тип надписей — самый распространенный в Северном Причерноморье во всех регионах и во все эпохи.

IV.3.F.a. Ὑπὲρ (μνήμης καὶ) ἀναπαύσεως

В византийской эпиграфике данная формула используется как в посвятительных, так и в надгробных надписях. Однако в Северном Причерноморье она засвидетельствована только на надгробиях. Формула эта известна в двух вариантах: кратком (Ὑπὲρ ἀναπαύσεως) и пространном (Ὑπὲρ μνήμης καὶ ἀναπαύσεως).

Первый из них встречается в двух надписях из Херсона (V 60) и Тепе-Кермена ( V 206). Ему существует много параллелей: например, Hagel 1998, № Mer 1 (Мериамлик); Grégoire 1929, № 160, 244; IGLS 695, 9283. Важно также, что этот вариант формулы встречается в еврейском надгробии КБН 736.

Несколько чаще встречается вторая версия: как в Северном Причерноморье (V 61 из Херсона, V 115 с Баклы, V 253 из Судака и V 339 с Тамани), так и в христианской эпиграфике вообще (ср. Hagel 1998, № Kan 7b; Negev 1981, № 74; Lefebvre 1907, № 410, 535, 619, 620, 627, 648). К египетскими надписям особенно близко надгробие с Тамани, содержащее, как и они, во второй части формулу Ἐτελειώθη ... Добавление слов τοῦ δούλου τοῦ θεοῦ перед именем покойного на памятниках с Баклы и Тамани находит себе лишь одну, да и то реконструируемую аналогию (Popescu 1976, № 12).

Неясной остается точная формула в V 314 из Керчи (Ὑπὲρ αἰωνίας ...), но судя по единственной параллели (SEG VI 442) далее стояло слово μνήμης.

Из особенностей данной формулы следует отметить вариант Ὑπὲρ μακαρίας μνήμης καὶ ἀναπαύσεως на надгробии из Судака (V 253). Этот вариант можно считать порожденным контаминацией с формулой μακαρίας τῆς μνήμης (см. IV.3.F.e), а можно — производным от формулы Ὑπὲρ ἀναπαύσεως, κοιμήσεως καὶ μακαρίας μνήμης (BCH 25, 192b, Гераклея Понтийская; MAMA I, 260, Деделер в Ликаонии, средне- или поздневизантийское время).

IV.3.F.b. Κύριε, ἀνάπαυσον

В Северном Причерноморье засвидетельствованы несколько надписей с такой формулой. Три из них (V 62, V 64 и V 63 из Херсона) имеют в качестве объекта выражение «здесь лежащие души» (τὰς ψυχὰς τὰς ἐνθάδε ἀνακειμένας (κατακειμένας)). Такой вариант находит наиболее близкую аналогию в IGLS 355B (Антиохена, 521 г.), однако его трехкратное повторение в Херсоне говорит о ярко выраженном локальном варианте. Единожды представлен (V 153 из окрестностей Инкермана) и краткий вариант (с τὴν ψυχήν) — для него ср., например, Lefebvre 1907, № 97, 99, 513; Ricci 1903, № 11. Вариант «упокой… с праведными» (V 64) известен по Lefebvre 1907, № 650 (Нубия). К нему примыкает и формула «душа твоя с праведными» из V 65: ср. ICUR 4433; в варианте «Бог да упокоит душу твою с праведными» она известна в надписи из Смирны 541 или 543 г. (Grégoire 1929, № 71).

Другая херсонская надпись (V 32) имеет в качестве дополнения имя покойного и является, вероятно, посвятительной. Наконец, V 254 из Судака сохранился фрагментарно, но сочетает данную формулу со словом «аминь» (ср. Moab 320). Характерно, что, согласно PHI7 Database, формула κύριε, ἀνάπαυσον встречается в Малой Азии лишь 4 раза (с «упокой души» — 1), в Греции — 1 раз, в латинской Северной Африке — 1 (под вопросом), в то время как в сиро-палестинском регионе — 23, а в Египте и Нубии — 70 (!). Поэтому более вероятно, что в Херсон данная формула попала с Востока.

IV.3.F.c. Κεκοίμηται

Данная формула встречается в лишь V 66 (915 г.) и V 68 (1183 г.) из Херсона. Ее своеобразие в этих надписях заключается в том, что она начинается с глагола, и в добавлении слов «иже во блаженной памяти и раб Божий» (что объединяет ее с формулой, начинающейся с Ἐκοιμήθη, см. ниже). Для Малой Азии стандартен вариант «Здесь почил раб Божий»: 12 случаев, согласно PHI7 Database, причем все они из Анкиры, а единственная датированная надпись относится к 569 г. (Grégoire 1929, № 5а). Добавление ὁ τῆς εὐλαβοῦς μνήμης вместо «раба Божьего» есть в Jerphanion 1928, 287, № 60 из той же Анкиры. За пределами Анкиры формула встречается лишь однажды в Риме (ICUR 19826; катакомбы Кириаки) с именем усопшего на первом месте и добавлением «в мире». Таким образом, в Херсоне мы имеем дело либо с заимствованием из Анкиры, либо с самостоятельно возникшей традицией, не характерной для остального Северного Причерноморья: в то же средневизантийское время там распространены не известные в Херсоне формулы с Ἐτελεύτησεν (район Баклы) и Ἐτελειώθη (Боспор и зона его влияния; см. ниже).

IV.3.F.d. Ἐνθάδε κατάκειται

Формула Ἐνθάδε (вариант с Ἔνθα более редок и встречается лишь в V 268) κατάκειται берет свое начало еще в поздней античности и встречается на языческих надгробиях, но особое и повсеместное распространение получает в христианской эпиграфике в ранне- и средневизантийский период . В Северном Причерноморье эта формула оказывается одной из самых частых: для ранневизантийского времени она засвидетельствована в Херсоне (V 72; для V 73, V 74, V 75 точная ее форма неизвестна), на европейском (V 267, V 268, V 269, V 270, V 271, V 272, V 273, V 274, V 275, V 276, V 277, V 278, V 279, V 280, V 281, V 282, V 283, V 284, V 285, V 286) и азиатском (V 332) Боспоре. Затем она полностью исчезает. Характерно, что формула выдерживается всегда очень строго, не давая вариантов типа Ἔνθα κεῖται (см., например, Guarducci, EG IV, 411, 415, 445, 452, 512, 525).

Вторым, не менее распространенным в византийском Северном Причерноморье вариантом этой формулы является выражение Ἐνθάδε (вариант с Ἔνθα встречается лишь в V 72) κατάκειται ὁ δοῦλος (ἡ δούλη) τοῦ θεοῦ. Для ранневизантийского времени оно засвидетельствовано в Херсоне (V 71) и Пантикапее (V 287, V 288, V 289, V 290, V 190, V 292, V 293, V 294), а для средневизантийского — в Воспоре (V 316, 767 г.; V 315, 819 г.) и на Кубани (V 336, 912 г.). Где-то в X в. оба этих варианта уступают место новой формуле Ἐκοιμήθη ὁ δοῦλος (ἡ δούλη) τοῦ θεοῦ, но не исчезают окончательно: свидетельство тому — V 234 (Алушта, 1291–1392 гг., V 335 (Тамань) и, возможно, V 242 (Партенит, 1471 г.).

IV.3.F.e. Ἐκοιμήθη

Данная формула встречается уже в раннехристианских надписях (например, ICUR 3978, 10612, 11711; Wessel 1989, № 883; IGLS 733; Ricci 1903, № 2, 4) и продолжает существовать в средневизантийский период (например, Malay 1994, 511 (IX–X вв.). В Северном Причерноморье в таком кратком виде она известна только в V 69 из Херсона (X–XII в.)

В Северном Причерноморье данная формула засвидетельствована в основном в варианте Ἐκοιμήθη ὁ δοῦλος (ἡ δούλη) τοῦ θεοῦ (единственное возможное исключение — V 215), известном и в ранневизантийскую эпоху (например, I.Iznik 574), но распространенном в основном с конца X в. (например, Guillou 1996, № 146 (Бари, 1075 г.); Grégoire 1929, № 327 (Тиатира, 1006 г.); IdC 95 (X–XI вв.), 96 (1052 г.); IGLS 810 (Антиохия, 1063 г.), 814 (Антиохия, 1042 г.)). Надписи Северного Причерноморья с этой формулой распадаются на две хронологические группы: X–XI вв.: V 67 из Херсона, V 122 из Басмана, V 319 из Воспора и, вероятно, V 70 из Херсона и V 322 неизвестного происхождения, и сер. — 2-я пол. XIV в.: V 232 (Ай-Василь), V 260 (Феодосия), V 320 (Воспор) и V 340 (Таманский полуостров) и, вероятно, V 235, V 256, V 318.

Наконец, эта последняя формула становится господствующей в Горном Крыму в XIII–XV вв. Она встречается в деревнях Высокое (V 123, V 125, V 126, V 127, V 128, V 129, V 130, V 131), Голубинка (V 135, V 136, V 137, 133), Красный Мак (V 165), Кудрино (V 167, V 169), Лаки (V 140, V 141, V 142, V 143, V 144, V 145), Мариамполь (V 197), а также на Мангупе (V 189), Качи-Кальоне (V 162, V 163, V 164), Сюреньской крепости (V 200), Тепе-Кермене (V 205), Черкес-Кермене (V 210, V 211, V 212) и Эски-Кермене (V 224), в Инкермане (V 151, V 159), а также в надписях неизвестного происхождения (V 124, V 146, V 229, V 228) и в Щебетовке (V 262) в Юго-Восточном Крыму.

Иногда перед словами «раб (раба) Божий (Божья)» вставляется эпитет «иже во блаженной памяти» (ὁ ἐν μακαρίᾳ τῇ μνήμῃ). По своему происхождению он представляет собой вариант широко распространенного определения «блаженной памяти» (μακαρίας τῆς μνήμης или даже μακαρίαν τὴν μνήμην (Sironen 1997)). В Северном Причерноморье он засвидетельствован только в V 67 — полных аналогий ему нет.

В V 321 (VIII–IX вв.) встречается уникальное, и дающее отчасти ложный смысл обозначение Ἔνθα ἐκοιμήθη, возникшее, видимо, из-за стяжения формулы Ἔνθα(δε) (κατα)κεῖται ὁ δεῖνα. Ἐκοιμήθη (ср., например, IG XIV 245).

IV.3.F.f. Ἐτελειώθη

В качестве самостоятельной, т.е. вводной, формулы (ср., например, IGLS 2897, I.Eph 4143) Ἐτελειώθη в Северном Причерноморье встречается в двух надписях IX–X вв. из Южного и Восточного Крыма: V 240 (Партенит) и V 315 (Воспор). В обоих случаях она сопровождается дополнением «раб Божий». Также она может употребляться для введения датировки захоронения (V 240, V 315, V 316 (Воспор, 767 г.), V 336 (Таматарха, 912 г.)) или использоваться с метатезой имени (V 188 (Мангуп, XIV–XV вв.) — Ἰω(άννης) ἐτελειώθη). Последнюю надпись нельзя считать надгробием в собственном смысле этого слова, так как это запись о смерти (возможно, ктитора), сделанная краской на колонке алтарной преграды. Все остальные примеры принадлежат VIII–IX вв. и относятся к зоне культурного влияния Боспора (о боспорском влиянии в Партените см. комм. к V 243).

IV.3.F.g. Ἐτελεύτησεν

Данная формула в ранневизантийском Северном Причерноморье встречается только для введения датировки в надгробных надписях: V 71 (Херсон, VI в.), V 288 (Воспор, IV в.). В средневизантийский период она появляется и в начале эпитафий, причем лишь в районе Баклы: V 117 (Бакла, X–XIII вв.), V 134.3, V 134.8 (Глубокий Яр, 1034 г.). Данная формула весьма распространена в христианской эпиграфике, где встречается в обеих позициях: 175 случаев, согласно PHI7 Database.

IV.3.F.h. Μνημεῖον / Μνῆμα

Обозначение надгробия как «памятника» встречается в Северном Причерноморье 4 раза. 3 раза оно представлено словом μνημεῖον. Это три надписи из Херсона (V 76, V 78 и, возможно, V 77) и одна из Боспора (V 295; 437 г.). Аналогий им более сотни (например, Wessel 1989, № 624 (Катания), 826 (Сиракузы); Feissel, Spieser 1979, № 25 (IV–V вв.); I.Iznik 551; Lefebvre 1907, № 515, 581).

Дважды появляется термин μνῆμα (в одном и том же V 79 из Херсона), имеющий также около 130 параллелей (например, Wessel 1989, № 828, 829; Hagel 1998 (36 раз), Gatier 1986 (10 раз)).

IV.4. Эпиграфическая датировка и эры

Число датировок в византийских надписях Северного Причерноморья по сравнению с античностью резко сокращается. Они сохраняются практически исключительно в строительных и, особенно, погребальных надписях, причем в последних, в отличие от античной эпохи, становятся почти обязательными.

Даты вводятся чаще всего словом ἔτους, реже ἔτει (встречается только в Горянке XIV в.: V 142 и V 143) или ἐπὶ ἔτους (все XIV–XV вв. кроме V 134.3): строительные V 2 (Белогород), V 175, V 176, V 177 (Мангуп), V 209 (Черкес-Кермен), погребальные V 123, V 125, V 130 (Высокое), V 124 (Высокое?) и V 167 (Кудрино) и памятная V 215.3 (Чилтер-Мармара, 1402–1403 гг.). Формула ἐν τῷ ἔτει из V 305 (Пантикапей, 491 г.) в таком виде уникальна для Византии, хотя родственная ей ἐν ἔτει была крайне популярна в ранневизантийской Сирии и Палестине (ок. 50 примеров, согласно PHI7 Database) — однако она происходит, очевидно, из античной эпиграфической традиции Боспора (КБН 1315 и еще 13 примеров с числом года после артикля). В Северном Причерноморье Х в. дважды встречается хорошо известна в Византии (62 случая, согласно PHI7 Database) формула ἔτος: V 66 (Херсон, 915 г.) и V 172 (Мангуп, 994–995 гг.).

IV.4.A. Локальные эры

В ранневизантийском Северном Причерноморье эпиграфически засвидетельствованы две античные локальные эры: херсонская и боспорская.

До настоящего времени единственным источником сведений о Херсонской эре считается надпись императора Зинона (V 6, 487–488 гг.). Она датирована 512 годом, из чего следует, что начало Херсонского летоисчисление приходилось на 25 г. до Р.Х. Можно с осторожностью предположить, что датировка по данной эре в конце V в., после длительного перерыва (последняя надпись — IOSPE I2, 439), связана с всплеском херсонского патриотизма, отразившемся в создании в V-VI вв. локальной хроники, которая повествовала о событиях III–IV вв. и которой пользовался Константин VII Багрянородный в De administrando imperio 53. Впрочем, к V 6 можно, на наш взгляд, добавить еще и V 24 (674–675 гг.?) — в этом случае оказывается, что локальная эра просуществовала до конца VII в., что согласуется со сведениями византийских историков о полунезависимом положении города до нач. IX в.

Большинство ранневизантийских памятников, датированных по боспорской эре, относятся к последней трети V в. (V 305, V 304, V 331, V 342). Однако V 294 (437 г.; см. также комм. к V 273) показывает, что традиция датировки по боспорской эре (начинавшейся с 296 г. до Р.Х.) не прекращалась на протяжении IV–V вв. Последняя надпись, датированная таким образом, относится к 497–498 гг. (V 304; см. также комм. к V 275 (507–508 гг.?)): прекращение этой традиции видится в присоединении Боспорского царства к Византии (517–527 гг.).

IV.4.B. Датировки по правителям

Как уже было отмечено выше, усиление роли центральной власти в византийском Северном Причерноморье оборачивалось угасанием местной эпиграфической традиции: в том числе и датировки официальных надписей даются по византийским императорам. В принципе, традиция датировки по царю и важнейшим сановникам существовала и в Боспорском царстве (хотя и дублировалась годом по местной эре), однако именно под византийским владычеством она становится доминирующей, сопровождаясь также указанием индикта, как знаком единой общеимперской хронологии. Для ранневизантийского времени это V 5, V 7, V 171 (единственный с годом правления), V 265, V 329, причем обычно они вводятся формулой ἐπὶ τοῦ δεῖνος. В них и других есть и упоминание о других сановниках, занимавшихся строительством. В качестве локального вариант, вероятно, существовала формула «при епископе таком-то» (V 9). Традиция датировки по императорам продолжается и средневизантийское время (V 11, 1059 г.; V 12; с формулой επὶ τοῦ δεῖνος βασιλέως), хотя в V 172 упомянут лишь топотирит фемы, а в V 226 — вообще хазарские хаган и тудун. В поздневизантийскую эпоху надписи с упоминанием императоров вообще неизвестны, зато появляются датировки по местным правителям (V 2, V 148, V 173, V 174, V 175, V 176, V 177, V 178, V 179, V 180), причем в большинстве своем они уточнены упоминанием года по эре от сотворения мира. Для надписей Мангупа, начиная с Х в. (V 172, V 179), и особенно княжества Феодоро (V 14, V 148, V 179, V 180) характерна уникальная формула ὑπὸ ἡμερῶν. Она распространялась и на негреческих правителей (Темир-Кутлук в V 144, 1364 г.), которые использовали также, в подражание византийским императорам (ср. МАМА IV, 94; VI, 340; Feissel, Avramea 1987, № 25), и формулу ἐπὶ τῆς βασιλείας (V 226 и, возможно, V 177). Есть, наконец, поздневизантийская датировка и по правлению митрополита (V 241).

IV.4.C. Эра «от Адама»

Датировка годом по эре «от Адама» содержится в группе из пяти надписей: V 307 (Керчь, 691–692 гг.), V 316 (Керчь, 767 г.), V 315 (Феодосия, происходит из Керчи, 819 г.), V 317 (неизвестного происхождения, 884 г.) и V 243 (Партенит, 906 г.). Все они, кроме предпоследней (неизвестного происхождения), связаны с Воспором (автором V 243 был монах Николай из Воспора). Таким образом, получается, что в конце VII — начале Х вв. в Воспоре была в ходу датировка «от Адама». В византийской эпиграфике такое обозначение крайне редко и не встречается нигде раньше конца XII в. (Stylianou 1960, 98).

В палеографически близкой к V 243 и V 317 надписи с восточного берега Керченского пролива V 336 (912 г. ?) уже стоит обозначение «от сотворения мира» (см. ниже), которое (обычно опускаемое) могло быть введено в надпись специально для противопоставления датировке «от Адама». Границы существования датировки «от Адама» на Боспоре между 691 и 906 гг. совпадают по времени с хазарским владычеством на Боспоре — ее исчезновение тогда следует связывать с утверждением власти империи в регионе (см. Майко 2009): типичная для Византии датировка по году без указания эры начинает доминировать на Боспоре с сер. XI в. (V 319, V 340).

В V 243 и V 316 также стоит указание на индикт (в V 307 оно могло не сохраниться).

Во многих надписях год «от Адама / от сотворения мира» сопоставляется с индиктом, что не означает автоматически его сентябрьского, а не мартовского характера. Однако три надписи говорят в данном случае в пользу сентябрьского новолетия: в V 243 и V 315 только числа сентябрьского года совпадают с указанными в них днями недели, а V 11 (6567 год от сотворения мира) мог быть установлен только в 1059 г., так как в 1060 г. Исаак Комнин уже не был императором. Следовательно, уже с начала Х в. год от сотворения мира понимался здесь как сентябрьский, причем сразу в двух эпиграфических традициях: херсонской (V 11) и боспорской (V 243 и V 315). Устойчивость локальной датировки «от Адама» (см. выше) говорит в пользу того, что и в надписях VII–VIII вв. (V 307, V 316) также использован сентябрьский год.

IV.4.D. Эра «от сотворения мира»

Единственное обозначение эры «от сотворения мира» находится в вышеупомянутой надписи V 336: здесь оно могло быть введено для отличия от принятой в Воспоре эры «от Адама» (см. IV.4.C). Согласно PHI7 Database, наибольшую популярность такое обозначение имело в IX–X вв.

В подавляющем большинстве надписей обозначении эры нет, а датировка просто вводится формулой «в 6... году» — всего 61 случай, причем встречаются они во всех регионах Северного Причерноморья. Самый ранний из таких памятников датируется 915 г. (V 66), что согласуется с предположенной выше датой появления эры «от сотворения мира» в Северном Причерноморье. В строительных надписях Феодоро существуют два случая, когда (вероятно, под влиянием палеологовской эпиграфики) число года выписывалось словами: целиком (V 241, 1427 г.) или частично (V 178, 1403 г.; ср. также V 258, см. ниже).

IV.4.E. Эра «от Христа»

Датировка «от Христа» встречается в византийском Северном Причерноморье лишь однажды — в V 258 (Судак, 1412 г.) и связана, по всей вероятности, с генуэзским влиянием (см. также комм. к V 172). Во всей византийской эпиграфике, согласно PHI7 Database, формула ἀπὸ Χριστοῦ встречается четырежды, причем всегда в качестве альтернативной датировки.

IV.4.F. Альтернативный счет дней недели

В двух надписях конца XIV в. из Горного Крыма: V 167 (1392 г., Кудрино) и V 124 (1387 г., Высокое (?)), встречается альтернативный счет дней недели с понедельника. Из поздневизантийского времени в Северном Причерноморье мы имеем только один пример традиционного счета дней недели — V 242.1 (1472 г., Партенит). Такой счет засвидетельствован в Партените уже в Х в. (V 243) и мог быть устойчивой локальной традицией — потому нельзя с точностью опровергнуть то, что вышеописанный альтернативный счет дней был типичен для Готской епархии.

IV.5. Язык надписей

В общем и целом, греческий язык византийских надписей Северного Причерноморья соответствует тому, что мы знаем о развитии греческого языка в IV–XV вв. Главный вопрос, который возникает при его анализе, следующий: является ли то или иное отступление от языковой нормы закономерным явлением или следом «варваризации» греческого языка в контактной зоне Северного Причерноморья? Решить его довольно сложно. Параллельно необходимо оценить и ряд черт на предмет, являются ли они диалектными.

Язык надписей можно оценить по двум основным критериям: фонетике, особенности которой проявляются чаще всего в орфографии, и грамматике, прежде всего, морфологии. От анализа синтаксиса нам приходится здесь воздержаться в силу подавляющей формульности синтаксиса византийских надписей. Не приводим мы в качестве примеров и чтения, находящиеся под вопросом.

IV.5.A. Орфография и фонетика

Часть своих фонетических особенностей язык византийских надписей Северного Причерноморья унаследовал еще от поздней античности. К ним относится, например, передача латинского звука b бетой (V 5, 392–393 гг.), имя Σαμβάτιος вместо Σαββάτιος (V 17, V 282, см. комм.).

На собственно же византийском этапе фонетика этих надписей проходит три основных этапа. На первом, который прослеживается в Херсоне и Пантикапее, мы наблюдаем полную утрату гласными долготы и превращение дифтонга ai в е, однако эта используется для передачи звуков и е, и i: πρησβυτέρον и Χρηστοφόρου (V 61), ἐνθάδη (V 282); ει в одном случае (V 282) может передавать то по-прежнему дифтонг ei, то звук i: κατάκειτη и Σωτήρεις. Исходя из датировки таких примеров (V 61, V 282, V 283, V 306, V 331, V 328), данный этап следует относить к IV–V вв., а не к VI–VII, как считал Латышев (Латышев 1896, 24).

На втором этапе фонетика надписей приобретает все классические черты итацизма, за исключением перехода ипсилона в звук i. Первый датированный пример этого этапа — V 6 (487–488 гг.) и V 305 (491–492 гг.). Следует отметить, что такое изменение ē и дифтонга ei демонстрирует и более ранний V 5 (392–393 гг.), принадлежащий, вероятно, не севернопричерноморской традиции (см. комм.). Не до конца ясной остается судьба дифтонга οι, который уже в римское время стал передавать тот же звук, что и ипсилон: первый пример его превращения в звук i датируется 906 г. ( V 243; Партенит).

Наконец, где-то с IX в., параллельно с остальной территорией Византии, происходит переход ипсилона в звук i. Самые ранние примеры — V 50.2 (Херсон, IX–X вв.), V 243 (Партенит, 906 гг.) и V 172 (Мангуп, 994–995 гг.).

Общее для поздней Византии частое смешение номинатива и аккузатива отчасти вызвано утратой звучания конечным ню в аккузативе; из других примеров см. ἐκτήσθην вместо ἐκτήσθη в V 241 (Партенит, 1427 г.)

Из того, что можно было бы назвать диалектизмом отметим лишь выпадение звука n в формах part. praes. и aor. act. –οντ- и –αντ- (V 52; Херсон, V–VI вв.; V 108, 2 раза; Херсон, XIV в.). В последнем случае то же происходит и в форме πάντας, а в V 124 (Горный Крым, 1387 г.) — в имени Ἀρχοντίσσας. Однако для того же γράψαντι это явление засвидетельствован и в IGLS 371 (Антиохена, 496 г.; ср. также SEG XXVII, 848). Тоже регулярным является выпадение мю в названиях месяцев на –μβριος (например, в V 125, V 133, V 154); отметим и форму φεβροαρήο в V 240 (Панаир, Х в.). Примечательна форма ἐφώνεψαν вместо ἐφόνευσαν в V 175.

Также в поздневизантийском Северном Причерноморье встречается мена теты и тау: τοῦθο (V 108; Херсон, XIV в.), ἐτελιότη (V 188; Мангуп, XIV–XV вв.). Ср. также мена хи и каппы: имя Τηλεχλῖς вместо Τηλεκλῆς (?) в V 82.3 (Херсон, 2-я пол. IV в.); обратная замена — имя Σωτήρικος вместо Σωτήριχος в поздневизантийском Горном Крыму (V 121, V 208; хотя это может быть и отдельное имя).

Из других фонетических особенностей отметим в Белгороде XV в. формы βιηθείᾳ (V 1) и αὐφέντος, ἀφεντίας (V 2.3) — выпадение ипсилона в последней отражает изменение произношения и находит параллели в греческом надгробии 1635 г. из Москвы (Авдеев, Виноградов 2012).

Мы не отмечаем специально такие рядовые для византийских писцов орфографические ошибки как гаплография (например, в V 5, V 134, V 243) и диттография (например, в V 128), которые далеко не всегда передают реальное произношение слов. Отметить здесь стоит устойчивую форму ἀννάπαυσον в Херсоне (V 64, V 159), а также κατάκιτε на Боспоре (V 268, V 269, V 274, V 275, V 285, V 286, V 287, V 289.1, V 291, V 294; чередуется, впрочем, с κατάκιται). К той же категории ошибок относится смешение схожих в написании букв, например, лунарных эпсилона и сигмы в V 18 и V 19, и позднее неправильное написание дифтонгов, например, ωυ в V 123, βοΰθη в V 262.

IV.5.B. Грамматика

Главным изменением среди имен существительных следует, видимо, считать общее для всей поздней античности стяжение окончаний личных имен на –ιος (см. Тохтасьев 2007). К многочисленным боспорским примерам IV–V вв. (V 270, V 273, V 274, V 282, V 297) следует прибавить Θεοδωράκις (V 71; Херсон, VI в.), Βασίλης (V 4; V 126; Высокое, 1448 г.), Δημέτρις (V 82.1; Херсон, 2-я пол. IV в.), Μιχαήλης (V 108, V 91.1, V 91.3; все Херсон, X–XI вв.; V 138; Голубинка, 1271 г. (?)), Μαυρίκις and Συμεόνις (V 124; Горный Крым, 1387 г.), а также имя нарицательное μημόριν (V 80; Херсон, сер. IV в.). Относительно формы Κυρακός вместо Κυριακός см. комм. к V 278.

В надписях встречаются случаи замены местоимения οὗτος и его производных простонародными формами: τοῦτος (V 16.2, Херсон, VIII–IX вв.; V 176; Мангуп, XIV в.) и τοῦτοι (V 219; Эски-Кермен, XIII в.); του вместо αὐτοῦ (V 197.2; Мариамполь, XIV–XV вв.; в V 166 в этой позиции используется αὐτοῦ του). В V 42 (Херсон, XII в.) засвидетельствована неклассическая форма διώχνω вместо διώκω (см. комм.).

Относительно глагола можно отметить аорист без приращения в V 203. Главное же изменение здесь касается управления. Относительно глагола βοηθέω см. IV.3.E.a. Глагол σῴζω может управлять генитивом (V 2.3); глагол εὔχομαι — аккузативом, в значении «молиться о ком-то» (V 243). К сложным случаям относится управление при слове διαφέρων: если оно воспринимается как причастие, то управляет дативом (V 22; ср. I.Iasos 638, IGLS 2028A), а если — как существительное (что чаще), то генетивом (V 20, V 21, V 24).

Теряют правильное падежное управление и предлоги: так, предлог σύν в V 149 (Инкерман, 1272–1273 гг.) управляет генетивом. При существительных сбивки в падежах редки, но бывают: см. типичный для Византии аккузатив вместо генетива в V 243.

Специфической ошибкой является употребление слова υἱός вместо θυγάτηρ в V 130 (см. комм.).