Построена (?) эта крепос]ть в … во [дни (?) господина Алексея, господаря города Феодоро и приморья, в … … года].

 

Бертье-Делагард нашел фрагмент в главном храме Георгиевского монастыря, куда тот был принесен «неизвестно откуда»; Латышев оставил его без чтения (Латышев 1897b, 151 № 34). Фотография надписи (ок. 1941 г.) была обнаружена нами в ФА ИИМК РАН (II–36780; O.1319.29). Вполне вероятно, что к этой же надписи относится и фрагмент плиты с монограммой Алексея, найденный в Каламите в 1926 г. (см. Малицкий 1933, 32, рис. 9). По указанию Малицкого, найденная в кладке Каламиты турецкого времени плита с монограммой была обломана только справа, где и была надпись. Если это действительно 2 фрагмента одного камня, то наша надпись первоначально была высотой 40 см и толщиной 16 см, и ее конструкция была сходна с V 179, однако монограммы здесь заключены в круглые картуши (см. ниже).

По оформлению данная надпись, действительно, стоит близко к надписям владетеля Феодоро Алексея 1425–1427 гг. (V 179 и V 180), что не удивительно, учитывая возможное инкерманское происхождение последней. По шрифту же (буквы хотя и маньеризованные, но не удлиненные) она стоит ближе к V 241 из Партенита 1427 г. По палеографии ее можно осторожно отнести к 1 пол. XV в., так как в надписях 1450-х гг. формы букв вытягиваются по вертикали (ср. V 189, V 238). С последней ее, впрочем, сближает круглый картуш монограммы (см. выше и комм. к V 13), однако закругленный элемент в основании монограммы имеет здесь, как и в остальных случаях, миндалевидную форму, а не круглую, как в V 238. То же самое касается и остальных букв и украшений в монограмме. Таким образом, инкерманская монограмма может представлять собой переходный этап между феодоритскими монограммами 1420-х гг. и 1459 г., подобно монограммам в V 13 (см. комм.), и относиться, следовательно, ко второй половине правления Алексея Мангупского (между 1427 и 1446 гг.).

Формула надписи реконструируется предположительно, по аналогии с надписями князя Алексея (см. выше). Даже если отрешиться от вышеописанной идентификации двух инкерманских фрагментов, то, судя по характеру исполнения букв, это все равно была надпись строительная. Мы знаем в Крыму только одну не строительную надпись, выполненную рельефными буквами (да и то частично) — надгробие чтеца Стефана с Мангупа, к тому же, более позднего времени — 1456 года (V 189). Фрагмент другой надписи в той же технике с Мангупа (V 187) представляет собой, по всей видимости, обрамление какого-то предмета с полукруглым верхом — скорее всего, иконы Богородицы из храма, т.е. родственен по своему происхождению строительным надписям. Поскольку же других крупных наземных построек феодоритского времени из Инкермана, кроме крепости Каламита, неизвестно, то логично предположить, что она происходит именно оттуда. Таким образом, перед нами оказывается еще одна феодоритская строительная надпись и первая несомненная — из Инкермана. Постройка стен Каламиты могла быть связана с восстановительными работами после взятия крепости генуэзским флотом Карло Ломеллино в 1434 г. (см. Мыц 2009, 123)