[Копия письма к Тертуллу. – Мы послали тебе письмо к Гераклиту, из которого ты узнаешь, что мы постановили о свободе от пошлин, о которой тириты утверждают, что она им пожалована. Хотя мы обычно не допускаем ее, кроме как тщательно взвесив] основ[ания этой привил]егии и рассмотрев [происхождение свободы от] пошлин, со справедливой [умерен]ностью мы сохранили то, что, как кажется, [давно прим]еняется на каком бы то ни было основании, чтобы и не вызывать у них потрясения, (отменяя) давнее обы[кнове]ние, и чтобы в будущем декреты о присвоении гражданства тщательно взвешивались советом славнейшего мужа наместника провинции.

Копия письма к Гераклиту. – Несмотря на то, что город тиритов не предъявляет (документов) о происхождении данной (ему) льготы, и хотя то, чем пользуются по ошибке или по произволу, не утверждается просто ссылкой на давность времени, все же, приняв во внимание документы божественного Антонина, нашего родителя, а также братьев императоров, как и почтеннейшего наместника Антония Гибера, мы не желаем ничего менять из прежнего обыкновения в том, что относится к самим тиритам и тем, кто ими приняты в число граждан по их законам. Итак, пусть они сохранят право, на каком бы основании оно ни было приобретено или имелось, на привилегию и относительно предназначенных к продаже вещей, однако помнят, что их по прежнему обыкновению надлежит объявлять декларациями для отделения от подлежащих обложению товаров. Но поскольку доход Иллирика не должен уменьшаться из-за искательства, пусть знают, что те, кто впоследствии будут приниматься (в число граждан), только тогда будут иметь выгоду свободы от пошлин, если славнейший муж легат и наш друг провозгласит их декретом достойными права гражданства. Мы полагаем, что они вполне достаточно оценят решение относительно себя, если будут благодарны, поскольку мы распорядились, чтобы они стали достойными почести гражданами, не расследуя происхождение льготы.

Овиний Тертулл властям, совету и народу тиритов – здравствовать. Копию божественных писем, посланных мне нашими владыками, непобедимыми и благополучнейшими императорами, я предпослал этому моему письму, чтобы вы, узнав о божественной к вам щедрости, возблагодарили их великого гения. Желаю вам здравствовать и процветать на многие лета. Доложено в 13 день до мартовских календ, в 8 день ленея. Поставлено при консулах Мукиане и Фабии, в 145 год, при архонте Публии Элии Кальпурнии.

 

В первой публикации Беккер неправильно указал название села, где была найдена надпись (Короткое вместо Коротное), и эта ошибка потом повторялась в публикациях Мерклина, Хенцена и Моммзена, хотя была исправлена Бруном уже в 1853 г. В своей статье Беккер упоминает пьедестал «из одного куска с остальным камнем, шириною в 6, а длиною в 4 вершка», в который была вделана стела. Он был найден в Коротном, но в музей не доставлен и сам Беккер его не видел. Брун посетил село в 1852 г., нашел постамент стелы, описал его и распорядился доставить в Одессу. По его описанию, пьедестал сделан из «раковистого известняка, вышиною в шесть вершков, длиною в один аршин шесть вершков, шириною в один аршин. В нем есть углубление, в четыре с половиной вершка, длиною в один аршин и шириною в три вершка» (1 вершок = 4,445 см; 1 аршин = 16 вершков = 0,7112 м).

Беккер справедливо предположил, что камень был перевезен из Тиры на место своей находки, в Коротное, в новое время. Однако Брун, основываясь на том, что мраморная стела была обнаружена вместе со своим постаментом, предположил, что она была найдена in situ и что Тира также находилась на этом месте: она якобы была перенесена на новое место во II в. Гипотезу Бруна принял Т. Моммзен, предположив, однако, что стела была установлена на границе территории Тиры (CIL III,2, p. 1009-1010), однако против нее возражали Юргевич (1883 = Jurgiewicz 1883) и Латышев (IOSPE I 3). Моммзен согласился с их аргументацией и отказался от предположения Бруна (CIL III Suppl., 2105, n° 12509).

Надпись содержит три письма: два первых императорские (Септимия Севера и Каракаллы), адресованные представителям провинциальной администрации, составлены, естественно, на латыни. Копии этих писем со своим сопроводительным письмом, составленным уже по-гречески, в Тиру переслал Овиний Тертулл, наместник Нижней Мезии в 198-201 гг. (Thomasson 1984, 139).

Беккер, а вслед за ним Брун, Мерклин и Юргевич полагали, что первое письмо было написано от имени Севера и Каракаллы, тогда как второе – Коммода. Хенцен впервые доказал, что оба письма написаны одновременно от имени Севера и Каракаллы (Henzen 1854, 68; 1856, 274), c ним согласился Моммзен и Латышев, после чего это мнение стало общепринятым. Хенцен также, вслед за Б. Боргези, письмо которого он цитирует, установил, что Овиний Тертулл был не прокуратором Дакии (как полагали Беккер и Мерклин), а наместником провинции Нижняя Мезия, а также показал, что Тира и другие города Северного Причерноморья подчинялись властям именно этой провинции (Henzen 1854, 68-70). Немного раньше к тому же выводу пришел Брун (1853, 60-63).

Адресат первого письма, наместник Нижней Мезии Овиний Тертулл, достаточно хорошо известен (PIR2 O 191; Thomasson 1984, 139, n° 107; 1990, 33, ср. тексты надписей: Ботева 1997, 165-186, ср. Dig. 38, 17, 1, 3; 49, 15, 9; Cod. Iust. 8, 50, 1). Адресатом второго письма был некий Гераклит. Он, был, очевидно, procurator portorii Иллирика (так Канья в IGR), менее вероятно - императорским прокуратором Нижней Мезии (так Моммзен в CIL). Судя по греческому имени, Гераклит мог быть одним из императорских вольноотпущенников, часто служивших прокураторами (ср. уже Беккер 1848, 433-434; Henzen 1854, 69). Поскольку податные дела входили в его компетенцию, именно ему императоры отправили подробное письмо, касающееся фискальных привилегий Тиры. Наместнику провинции, которому подчинялась Тира, одновременно было отослана копия письма прокуратору, а в сопровождающем письме для его информации кратко была изложена его суть. В эпоху Септимия Севера известно несколько упоминаний сановников, носивших имя Гераклит. Некий Гераклит, очевидно, доверенное лицо Септимия Севера, был им отправлен в 193 г., накануне войны с Песцением Нигром, чтобы обеспечить контроль над Британией (HSA Sever. 6,10) или Вифинией (SHA Pesc. Nig. 5,2), ср. Stein 1912. Aurelius Heraclitus в период между 209 и 211 гг. засвидетельствован как procurator Augustorum в Дакии (надпись AE 1959, 310 = IDR II, n°15 из Дробеты в Румынии, см. De Laet 1949, 218; Pflaum 1960, 685, n° 253,2; Mihailescu-Bîrliba 2006, 181-182). Позже M. Aurelius Heraclitus засвидетельствован как procurator Мавритании Кесарийской (AE 1927, 24-25; Pflaum 1960, 685, n° 253, 3-4). Наконец, M. Aurelius Septimius Heraclitus был префектом Египта в 215 г.: Bastianini 1975, 307. Отождествление одного из этих персонажей или всех с Гераклитом, упомянутым в надписи из Тиры, возможно и неоднократно предалагалось. Оно кажется практически несомненным для Аврелия Гераклита из Дробет. Можно предполагать, что в 209-211 гг. он занимал ту же должность, что и в 201 г. и ведал portorium Иллирика (а не был прокуратором Дакии, как предполагали некоторые комментаторы). В самом деле, в Дробетах, где согласно надписи IDR II, n°15 под его контролем был построен архив (tabularium), находился один из важнейших таможенных пунктов всего Иллирика: здесь проходила главная дорога, соединявшая Дакию с провинциями, расположенными к югу от Дуная, и именно здесь Траян приказал построить свой знаменитый мост через реку, так что появление имени Аврелия Гераклита в найденной здесь надписи вполне понятно. Вполне вероятно и его отождествление с прокуратором Мавритании, что соответствовало бы нормальному развитию карьеры; напротив, отождествление с префектом Египта маловероятно, вопреки Stein 1912, 406-407; De Laet 1949, 405-406 и др., ср. Pflaum 1960, 684-687; Tudor 1978, 166-167. Предполагая эти отождествления, следует учитывать распространенность имени: его носители, которые явно не могут быть отождествлены с Гераклитом из нашей надписи (в том числе военные разных рангов), засвидетельствованы в целом ряде надписей близкого времени из разных римских провинций.

6. О совете наместника провинции, состоявшем из высоких должностных лиц провинции, друзей наместника, юристов и других лиц, см. Weaver 2002, 43-62, с литературой, ср. Kantor 2009, 263-264.

7. Vir clarissimus (славнейший муж, клариссим), один из официальных титулов лиц сенаторского ранга.

9. Ошибка в слове originem исправлена самим резчиком: ошибочно написанная буква E забита таким образом, что осталась только ее вертикальная гаста, которая читается как I.

13-20. Из этих строк следует, что вопрос о фискальной привилегии Тиры возникал не впервые и подтверждался неоднократно: Марком Аврелием (divus Antoninus, 161-180 гг., очевидно, в последнее десятилетие правления), им же в период соправительства с Л. Вером (161-169), а еще раньше – Антонием Гибером, бывшим наместником Нижней Мезии в 136-138 гг. (Schindel 2010, ср. Thomasson 1984, 146, n° 150; PIR2 A 0836-837). Судя по ссылке на эти документы, они находились в распоряжении императорской канцелярии, куда, разумеется были предоставлены самими тиритами, просившими очередного подтверждения поставленной под сомнение привилегии. Для этого ими в Рим по всей видимости было отправлено специальное посольство (вопреки Millar 1977, 332, который предполагает, что запрос императорам делали Тертулл или Гераклит). Императорские письма свидетельствуют о том, что и в этих документах не содержалось указания на причины и время дарования Тире фискальной привилегии, так что можно полагать, что уже и в 136/38 г. в конце правления Адриана, как и в 201 г., она считалась традиционной привилегией неясного происхождения, об обстоятельствах установления которой не было документов. Ее появление, следовательно, следует датировать значительно более ранним временем, возможно, временем включения Тиры в состав римской империи (ср. Сон 1993, 28). На каком основании Карышковский и Клейман (Карышковский, Клейман 1985, 110) относят ее появление временем Антонина Пия, непонятно.

Объем фискальных привилегий граждан Тиры не вполне ясен. Здесь прямо упоминается освобождение от налога на товары, предназначенные для продажи: очевидно, portorium, таможенная пошлина, на товары ввозимые в провинцию и вывозимые из нее (о ней см. De Laet 1949; Vittinghoff 1953; France 2001; Bresson 2016, 309-321) и может быть также centesima rerum venalium, налог с продаж или продаж на аукционах размером в 1 % (с этим налогом связано, однако, множество нерешенных проблем, не ясно даже, взимался ли он в провинциях, см. Günther 2008, 127-148). Размер portorium в империи в среднем составлял 2,5 % (quadragesima в Галлии, Испании, Азии), хотя он мог колебаться от провинции к провинции; существенно выше он был только на Востоке. Неясно, каков был его размер в Иллирике (см. ниже), но скорее всего он составлял 2 или 2,5 % (Vittinghoff 1953, 378-384, ср. De Laet 1949, 242-245: 2 % на внутренней границе Иллирика с империей и 5 % на внешней).

Употребление здесь слова quoque позволяет предполагать, что привилегии тиритов могли быть шире и распространяться не только на торговые пошлины, но и на другие виды налогов, как прямых, так и непрямых. Впрочем, возможно, что речь идет все же только о portorium и имеется в виду то, что льгота распространяется не только на товары, предназначенные для собственного потребления, но и для продажи. В любом случае в тексте прямо никакие льготы, кроме торговых, не упоминаются. Моммзен справедливо заметил, что содержание надписи не позволяет установить, пользовались ли тириты своей привилегией на территории всего Илирика, или только в своем порту. Канья (Cagnat 1882, 126) уверен, что только в порту Тиры.

Сходными фискальными привилегиями пользовались жители не только Тиры, но и соседней Истрии, и на эти привилегии также постоянно покушались сборщики налогов, из-за чего требовалось многократное их подтверждение со стороны римских властей (правда, в этом случае вмешательство Рима не было необходимым – все решалось на уровне властей провинции). Из Истрии происходит две надписи (ISM I, 187-212, n° 67-68, с подробным комментарием и литературой), которые воспроизводят письма, полученные истрианами в ходе этой тяжбы; речь идет о праве беспошлинного вылова рыбы, разработки леса и их вывоза. Письма относятся к периоду между 49 и 100 г. и, таким образом, в Истрии соответствующие льготы существовали с момента ее включения в состав Римской империи. Очевидно, то же следует предполагать и для Тиры.

21-23. Товары, которыми торгуют граждане Тиры, должны специально декларироваться, очевидно, чтобы проконтролировать, что они принадлежат именно им и отделить от тех, которые ввозятся или вывозятся другими купцами, не имеющими этой торговой привилегии.

23. Податной округ Иллирик (portorium Illyricum, τέλος ʼΙλλυρικόν) объединял 8 дунайских провинций: Рецию, Норик, Далмацию, две Паннонии, две Мезии и Дакию. См. Henzen 1854, 69; Cagnat 1882, 20 ff; Ростовцев 1899, 80-85; Dobó 1940; De Laet 1949, 175-245; Vittinghoff 1953, 358-368, и др.

24. Ambitio – здесь, очевидно, означает коррупционные практики и злоупотребления, целью которых было получение гражданства Тиры и связанных с ним привилегий, причем эта цель достигалась не вполне благовидными методами. Ср. Ulp., Dig., 3,1,1,4. Противопоставление ambitio и virtus см. например Pl., Am., 76 ; Titin. Com. 11.

27-28. Таким образом, легату провиции Нижняя Мезия дается право утверждать или не утверждать решения гражданской общины Тиры о наделении иностранцев правами гражданства. Очевидно, это связано с тем, что город с выгодой для себя широко раздавал (или даже продавал) права своего гражданства, вместе с которыми новые граждане получали фискальные привилегии. По всей видимости, именно эта практика вызвала неудовольствие фиска, и распоряжение императоров должно было положить конец этим злоупотреблениям, одновременно ограничивая автономию Тиры. На мой взгляд, нет сомнений в том, что в это время Тира официально входила в границы Римской империи, в частности провинции Нижняя Мезия (на это указывали уже Брун, Моммзен и Латышев, ср. IOSPE I2, p. 14-15) – в противном случае такое ограничение вряд ли было бы возможно.

39. Греческое Τύχη является здесь, видимо, переводом латинского Genius (ср. уже Henzen 1854, 69).

41-42. Речь идет, видимо, о дне, в который содержание полученного от Овиния Тертулла письма было доложено городскому совету (Моммзен, вслед за ним Латышев и другие комментаторы полагали, что это дата получения письма), который затем принял решение воспроизвести все досье на мраморной стеле и установить ее в городе. 13 день до мартовских календ (17 февраля по Юлианскому календарю) соответствует 8 линею по принятому в Тире ионийскому календарю, ср. комментарий к надписи I 2, Leschhorn 1993, 72-74.

43-45. Эти строки датируют время установки стелы, которая произошла, разумеется, через некоторое время после получения письма Овиния Тертулла в Тиру. Однако вряд ли этот промежуток был большим. Обращает на себя внимание то, что первоначально в надпись были внесены другие имена консулов, затем они были сбиты и написаны новые; в результате слова Μουκιανοῦ καὶ Φαβιανοῦ ὑπάτων написаны на поверхности, значительно углубленной по сравнению с остальным полем надписи. Вероятно, эта ошибка объясняется разницей между датами написания письма Овиния Тертула и изготовления стелы тиритами: за время, прошедшее между двумя событиями успели смениться консулы. Датировка по консулату Мукиана и Фабиана (Marcus Nonius Arrius Micianus и Lucius Annius Fabianus) позволяет определить, что речь идет о 201 г.; по-видимому, стела была установлена в начале года, вскоре после получения послания Овиния Тертулла в середине февраля, а само оно было написано еще в предыдущем году. Как и в других надписях Тиры близкого времени, кроме датировки по римским консулам также дается датировка по принятому в Тире летоисчислению (145 г. местной эры), а также по имени архонта-эпонима, Публия Элия Кальпурния. Об этом летоисчислении см. комментарий к надписям I 2 и I 3; Leschhorn 1993, 72-77 с литературой.